Окно в кабинете на втором этаже раскрыто настежь, гардины шевелятся от тихого ветерка. Ломоносов выглянул из окна, поискал глазами работающего мужика.
- Агафон! Беги, скажи - закладывать, живо!
В Собрание представлен новый проект. Об отыскании нового пути в Сибирь. Морские навигационные приборы, которые должны помочь в плавании, - а новый путь будет водным - изобретены Ломоносовым. Пригодился опыт юности, когда поморы неделями выходили один на один с Великим Северным океаном.
... Дома он размышлял, что взять в дорогу. Капитан I ранга Чечен - моряк опытный и боевой, но в северных широтах не плавал, как еще обернется. Жене не говорил ничего, хотел сказать как можно позже, перед отплытием.
В Морскую российских флотов комиссию представлено «Краткое описание разных путешествий по Северным морям...». Что-то забыл указать? Нет... Часто вечерами болят, ноют ноги, к сердцу подступает тоска, жадно хочется дышать апрельским воздухом, распахивать окно, глядеть, не заглядываясь, вдаль... Карты составляются медленно... Приборы нужны, зрительные трубы - мало... Почему сегодня так разбредаются мысли? Надо отдохнуть, завтра быть в силе. И заехать к гетру Штумпфкоффу, поговорить вдвоем о лекарственных травах... Отдохнуть, отдохнуть...
С трудом закрыл створки, тяжело вышел из кабинета, стал спускаться по лестнице. По дороге сорвал с головы парик, свеча, стоящая во вделанном в стенку подсвечнике, хлопнула и погасла от резкого движения воздуха. В темноте хотел позвать жену, кого-нибудь, протянул руку к стене... Голосу не было сил произнести громкое слово, язык отказывался слушаться. Надо было сойти вниз, лечь, отдохнуть, отдохнуть...
Нет нужды перечислять все, что сделал Ломоносов. Это знает у нас каждый школьник. Но, помимо этого, к исследованиям его, к сочинениям его, литературным и научным, прибавить надо еще одно. Он был Первым. Отец архимандрит стоял у резного узкого окошечка и смотрел на внутренний дворик, отгороженный от всего света желтой кирпичной стеной. Во дворе стояла телега; пустые оглобли упирались в вытоптанную траву. К брусу прислонился Постников, латинист, и вокруг - опять - стояли несколько учеников и слушали.
Постникова архимандрит видел хорошо, ясно, его долговязая фигура так уж примелькалась, стояла в глазах целый день, не смотрел бы. А вот кто слушал, не разбирал. Тот, здоровый, вроде бы... Но нет, не видать, стар стал.
По загаженному карнизу расхаживали сизари, которых он каждый день велел прикармливать пшеном. Пшено голуби больше растаскивали по земле, чем клевали, и его хлопотливо подбирали пестрые курицы, бог весть как каждый день попадавшие во двор.
Третий год архимандрит смотрел за большим монастырским хозяйством; что ни делал - порядка не было. Государыня не очень жалует Академию. Хорошо, недавно разжились учебниками, а то и с этим плохо было. А ученики-то, господи, ходят чисто нищие, стыдно честным людям показать. Охо-хо...
Ректор повернулся и стал глядеть внутрь. Был день. Солнце уже стояло в полную силу, и дымок от лампады тяжело поднимался сквозь свет, льющийся через раскрытые створки. Ветерок, залетающий с улицы, шевелил этот воздух, перемешанный со светом; казалось, движутся благие лики апостолов на стенах.
Особенно нравился Павел. Больше всего в нем было тихости, несуетного спокойствия. Строгие глаза, гордые линии рта, рука остановилась в немом уверенном жесте.
Старик часто как останавливался перед святым, так думал о насущном. Хорошо становилось от его ясного взгляда, от легких красок, от тихого дня за окном...
Сейчас архимандрит уставился на тонкую трещинку, она пересекала ниспадающий с плеч апостола синий плащ и уходила вверх, в угол, выложенный изразцами. Сырость. Как уберечься от проникающей и сюда смены дней?..
Ректор тяжело подошел к столу, позвонил в серебряный колокольчик. Подождал, позвонил еще раз, громче, сердитее. За дверью послышалось приближающееся хлопание подошв по винтовой лестнице, сложенной из громадных кусков серого гранита.
Вошел служка, молча дернув плечами, поклонился в пояс.
- Пойди... скажи Тарасию...
Не к месту здесь Тарасий Постников, нет, думал, не к месту. Светский. Монастырю другие люди надобны, чтобы вели детей дворянских к вершинам познания не суетных и пустых мирских забав, но к вершинам богословия, одного, что дает сердцу отдохновение и радость. А он ученикам латинские вирши читает. Vanitas vanitatum, суета сует... Смущает души, еще не окрепшие. Такая душа, что благодатная пашня: сей в нее что хочешь. Латынь не для того надобна. Истинно сказано в писании святого Августина: Severus sit clericorum sermo, речь клириков да будет сурова. К познанию писаний отцов церкви надобно вести учеников...
Уже несколько раз пытался он избавиться от латиниста. Сначала смотрел неодобрительно, потом указывал, наставлял, как надо, - Тарасий не внял правильным словам. Архимандрит писал в Синодальное Правление при каждом случае, просил, чтоб убрали Постникова из школы, прислали бы другого наставника.
Упрямец тоже писал в Канцелярию, ходил, твердил свое, доказывал, что и богословским книгам учит молодежь. Оставили, вечное бельмо на глазу. Ну, смотрите сами...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.