Дорога началась укатанная, мягкая, машина покатилась плавно, и Иван Лукич неожиданно уснул. Ксения изредка поглядывала на его и во сне багровое и сердитое лицо, на неловко подвернутый к раскрытым губам ус, который мокрым кончиком своим лез в рот и касался крепких, крепленных ржавчиной зубов. «Говорят же, что и в неравном возрасте бывает любовь, - думала она, осторожно управляя машиной. - Только я ту любовь не пробовала и в нее не верю... А то, что он на меня так сладко поглядывает и ус крутит, так пусть себе поглядывает, мне - то что за дело? Как это он сказал: «Есть глаза, вот и гляжу...»

Проснулся Иван Лукич потому, что во всем теле вдруг ощутил непривычный покой. Еще не открывая глаз и понимая, что машина остановилась, он услышал близкий шум воды, и на него повеяло прохладой. Когда же с трудом приподнял непослушные веки, то увидел Кубань - бурный поток, синевато - белый, под цвет свинца, проносился рядом. По ту сторону тучной гривой поднимался лес, косматый и темный. Берег, где остановилась машина, был низкий, илистый, поросший молодой и гибкой лозой с листочками и корой стального оттенка. Сквозь прутики лозы хорошо был виден перекат; тянулся он наискось и упирался в могучее, поваленное водой дерево - там - то и рождался этот тягучий шум. И когда вдруг из - за холма выглянуло солнце и лучи его упали на лес, деревья точно воспламенились и стали стройнее и выше.

Иван Лукич прислушался. Природа жила все той же однажды зарожденной жизнью, и ни тому перекату в отблесках солнца, ни тому блестевшему листьями лесу, стеной вставшему над рекой, ни тем гибким вербочкам, ни разноголосому птичьему гомону, так лезшему в уши, - ничему не было решительно никакого дела до того, что какой - то председатель колхоза всю ночь не спал и что его машина почему - то стояла у берега. И в траве и в лозняке на все голоса птицы славили восход солнца, и оттого, что так было вокруг светло и покойно, Иван Лукич снова сладко закрыл глаза...

Только теперь он вспомнил, что рядом с ним не было шофера. И куда же это исчезла Ксения? Может, утонула... Встать же посмотреть или окликнуть он не мог: тело, объятое дремотой, не слушалось, не подчинялось. С великим усилием он снова приоткрыл веки и увидел песчаную, похожую на косынку, серую косу и девушку на песке. Очевидно, девушка только что вышла из воды. Тело ее, цвета бронзы, все было покрыто мельчайшими капельками, как росинками, и эти капельки - росинки, попадая под луч солнца, вспыхивали. Вода стекала по плечам и по спине. Девушка была так стройна, и солнце так освещало всю ее, что она была похожа на живую статую. Иван Лукич никак не мог поверить, что это была Ксения, и он любовался ею, как любуются картиной.

Ксения смотрела на лес, теперь уже пронизанный лучами в самую глубину, и вдруг, как птица крыльями, взмахнула тонкими ниже локтей и полными у плеч руками, как бы желая улететь туда, за лес, в горы. Но не улетела, а с разбегу бросилась в воду. Взметнулись брызги, и буруны, клокоча и радуясь, что Ксения снова была в их объятиях, легко подхватили ее и унесли.

Когда Ксения, уже одетая, гордо подняв голову и на ходу причесывая потемневшие волосы, быстро пошла к машине, Иван Лукич закрыл глаза. Склонив на ладонь чубатую голову и притворясь спящим, он слышал, как Ксения уселась за руль и как от нее повеяло речной свежестью; как она осторожно, боясь разбудить Ивана Лукича, прихлопнула дверку, завела мотор и тихонько, по - воровски, пятясь назад, спокойно вывела машину на дорогу.

«Волга» легко набрала скорость. Когда под колесами зашуршал асфальт, машина пошла быстрее и ветер упруго забился над головой Ивана Лукича, лохматя его мягкие волосы, легонько, точно птица крыльями, лаская щеку. Иван Лукич все так же полулежал с закрытыми глазами, и мысли его теперь обратились к бригадирам. То подходил к нему Андрей Гнедой, высокий и костлявый, похожий на Пата мужчина лет сорока пяти, в куцем пиджаке с короткими рукавами, из которых торчали жилистые и сильные руки. Своим тихим, глухим голосом он говорил: «А ты, Иван Лукич, не переживай, не тревожься, все будет сработано исключительно по часовой стрелке...» Мысленно разговаривая с Гнедым и возражая ему, Иван Лукич улыбнулся. Улыбнулся потому, что не верил его обещаниям. «Будет сработано исключительно по часовой стрелке, - думал он, передразнивая Гнедого, - а лафетные жатки, наверно, еще не подтянул к ячменю. Вот я сегодня поеду к тебе, Андрей Андреевич, и покажу, что оно такое, часовая стрелка...»

То видел Кирилла Лысакова, кавалера трех орденов Славы, - «бригадира - 6». Всегда в хорошем настроении, не утративший армейской выправки и еще не снявший военной формы, Лысаков нравился Ивану Лукичу. «Побольше бы таких бригадиров, - думал он, видя Лысакова, подтянутого, с портупеей через плечо. - Кирилл не подведет, тут я спокоен, у него все будет сделано по - военному...» Не хотел думать о Егоре Подставкине, а он уже стоял перед глазами, согнув могучие плечи и хмуря брови. «Эх, как же калечит нашего брата любовь, - думал Иван Лукич, искренне сочувствуя горю Подставкина. - И надо же было перед самой косовицей завязаться этой его семейной чертоскубице. Мог бы побить жинку и после косовицы... Тут не мудрено позабыть не только про лафетные жатки, а и про все на свете. Надо сегодня же проскочить к Егору Ильичу, надо человеку плечо подставить, а то может пошатнуться и упасть...»

И так же, как машина то ускоряла, то замедляла свой бег, так и мысли Ивана Лукича то неслись вскачь, куда - то в самые отдаленные хутора, то задерживались на каком - то одном человеке. И думал он все о том же, о чем в эту летнюю пору думал каждый год, изо дня в день: об урожае, о сроках уборки, о вывозе зерна, о поставках мяса, овощей, молока, яиц, шерсти - было о чем подумать. Бригадирам своим он доверял, в опыте и в умении их не сомневался, но и любил сам во все вникать, даже в мелочи. И он твердо решил сегодня же еще раз побывать у бригадиров и на месте проверить, готовы ли они завтра начать уборку ячменя.

Нужно было во что бы то ни стало скосить весь хлеб не за шесть дней, как было предусмотрено планом, а за пять. Почему? Об этом знал один Иван Лукич. Давно привыкли в районе, что колхоз «Гвардеец» постоянно всех опережал. Так зачем же ломать эту хорошую привычку? На районном совещании никто из председателей не взял такие сжатые сроки - шесть дней! Побоялись, смелости не хватило. Называли и десять, и восемь, и даже семь дней, но вот шесть - никто... А Иван Лукич Книга назвал! Про себя же Иван Лукич еще тогда, на трибуне, подумал, что можно управиться, если подналечь, не в шесть, а в пять дней.

Теперь же Иван Лукич думал о том, все ли лафетные жатки вышли в поле, все ли подвезено к загону, что нужно было подвезти и подготовить заранее. Поправляя руку, чтобы щеке не так было больно, Иван Лукич в уме еще раз проверил свои, одному ему известные расчеты: если тридцать восемь лафетных жаток будут работать от зари до зари и если в эти дни не будет дождей, то на пятые сутки останутся несваленными гектаров двести. А если случится дождь, поломка трактора или жатки? Мысли эти были так неприятны Ивану Лукичу, что ему не терпелось самому побывать на каждом участке и, как командиру перед атакой, все осмотреть и все проверить. И он уже ругал себя за то, что поехал встречать Алексея. Могла бы съездить одна Ксения. Не встречал же Ивана, мог бы не встретить и Алексея. Сам бы он нашел дорогу в Журавку. «Ну, ничего, дело это еще поправимо, - думал он. - Сегодня же обскачу все бригады и все проверю... Так что, Ксюша, и сегодня тебе не придется спать. Отвезем молодцев в Журавку, а сами сейчас же в степь, и не вернемся в Журавку, пока все хлеба не запестрят валками...»

Поднял голову и сразу же полез в карман за папиросами. Сладко потянулся, закурил.

- Хорошо поспали, Иван Лукич?

- Добре... А ты чего такая свежая да румяная?

- Умылась. - Ксения, - краснея, не хотела говорить правду. - Вы спали, а я остановилась у берега и умылась. Ой, вода холодная!

- Да, да, она же течет из ледников. - Иван Лукич посматривал на поля. - А где мы находимся? Курсавку проехали?

- Подъезжаем. - Ксения взглянула на часы. - Не беспокойтесь, Иван Лукич, к самолету мы поспеем. Еще и ждать придется.

Темный и местами размякший от тепла асфальт шипел под резиной так, как шипит костер, когда его заливают водой. Стрелка спидометра замерла на цифре «100», и ее красная головка, точно язычок пламени, чуть - чуть вздрагивала и как бы говорила; хватит, хватит, и так уже много! Иван Лукич тоже полагал, что быстрее ехать нет нужды. Смотрел на чужие поля и невольно сравнивал со своими. Мимо проносилась то кукуруза, и была она и не такая высокая и не такая зеленая, как на журавских хуторах, и Иван Лукич, сам того не желая, этому радовался; то горящим покрывалом раскидывался цветущий подсолнух - да, хорош, такого подсолнуха не имеет и «Гвардеец», - и Ивану Лукичу почему - то было грустно; то расстилались клетки озимых - нет, нет, и ростом пшеница не вышла, и колос жиденький, - и Иван Лукич улыбнулся.

- Иван Лукич, а можно у вас спросить?

- А почему нельзя? - неохотно ответил Иван Лукич. - Спрашивай... Что там у тебя?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.