Минут через двадцать нас уже трясло и подбрасывало в машине, которая шла по узкой каменистой дороге. По таким дорогам хорошо бы поездить тем, кому нужно избавиться от излишнего жирка. Достаточно принять несколько сеансов подобного лечения - около недели поездить по маршруту райцентр - Беркут, и человек перестанет жаловаться на ожирение. Лучше всего сесть в кузов трехтонки. Правда, нужно крепко держаться, чтобы тебя не вытряхнуло из машины, но зато полезное тут будет сочетаться с приятным: взору открываются виды такой поразительной красоты, что невольно забудешь о неудобствах путешествия.

Дорога змеится узкой лентой над Черным Черемышем, шумливым, пенистым; справа угрожающе нависают скалистые стены, растрескавшиеся, готовые вот - вот обрушиться на дорогу. Немного поодаль, как и по другую сторону реки, крутыми склонами подымаются вверх пихтовые леса, и кажется, что едешь в зеленом коридоре, который тянется далеко - далеко, теряясь в сизой дымке.

Держась руками за нагретую солнцем кабину, Андрей то мечтательно глядит вдаль, то изучающе посматривает на меня и, чтобы перекрыть надрывный гул мотора, говорит очень громко. Извиняется за плохие дороги, словно он один виноват в этом, с радостью сообщает об их ремонте и расширении.

На тех участках дороги, где машина иди ровнее, он нагибается ко мне и доверчиво спрашивает:

- На альпийских лугах еще не были? А пещеры Довбуша видели? И в Криворивню не заезжали?

По его скуластому лицу пробегает тень разочарования. Андрею, видимо, кажется, что человек, не побывавший в местах, которыми он так очарован, зря потратил свою жизнь. Чтобы успокоить мое любопытство, он обращает внимание на все, что открывается взору, и подробно обо всем рассказывает. Я скоро убедился, что о лучшем проводнике нечего было и мечтать.

Над дорогой затемнела разбитая молнией пихта, и Андрей поспешил мне объяснить: «Из таких вот пораженных громовым ударом пихт трембиты делаются». Заметил большие ромашки - не удержался: «А знаете, как их у нас называют? Невестками». И тут же: «А вот посмотрите, как плоты вяжут. Дарабы, по - нашему». И подробно, точно мне предстоит стать плотогоном, рассказал всю технологию этой нелегкой и опасной работы.

- В Беркуте я вас познакомлю с одним старым рулевым. Лет около тридцати уже водит плоты. Не раз смерти в глаза заглядывал. Во время затора, когда плот ударится о берег или на мель наскочит, все тогда трещит, и огромные бревна ломаются, как щепки. Не успеешь выскочить на берег - помнет и... С Петруком такое как - то приключилось. Свалился в воду, а тут плоты над ним понеслись... Слышит - гудят. Вцепился руками в камень и затаил дыхание. Нервы железные были. Когда плот прошел, всплыл на поверхность. Все думали, что ему не выбраться оттуда, а ему хоть бы что! В следующую субботу опять повел плот... Вот о нем бы написать! - И он с любопытством посмотрел на меня.

В Беркуте он меня действительно познакомил с Петруком, высоким усатым гуцулом в резиновых сапогах с длинными, чуть ли не на всю ногу, голенищами и засаленной меховой безрукавке. Сам же он, сказав, что ему нужно наведаться в лесничество, поспешно ушел.

- Вернусь часа через два! - крикнул он уже издали.

Петрук не спешил с ответом на мои вопросы, а заговорил о чем-то с товарищами. Я разобрал лишь отдельные фразы:

- Пока Андрей тут, ему надо рассказать. Директора не скоро дождешься.

Я уже успел заметить, что повсюду, где бы ни останавливались, Андрей был своим человеком и его звали лишь по имени. Он торопливо знакомил меня с кем - нибудь, а сам отходил и вступал в беседу то с лесорубами, то с плотогонами, то с дорожными мастерами. Не знаю, о чем велись разговоры, но я видел, что люди оставались довольными и, пожимая Андрею руку, приветливо с ним прощались: «Будьте здоровы, Андрей!»

Когда Андрей вернулся из лесничества, плотогоны так и не дали ему подойти ко мне, обступили со всех сторон, заговорили. Даже Петрук оборвал свой рассказ на полуслове и нетерпеливо сказал: «Ну, больше рассказывать нечего». - И поспешил к Андрею.

Андрей, однако, не забывал меня: он то подводил ко мне лесоруба или мастера и шептал на ухо: «Это такой человек, о котором можно написать целую книгу!», - то напоминал, что недурно было бы попить из минерального источника... Однако всюду сопровождал меня кто - либо другой: у Андрея всегда обнаруживались новые заботы. Ужинать мне тоже довелось одному: Андрей проводил в красном уголке беседу, а после этого его еще заставили побыть на репетиции хора.

В комнату приезжих он вернулся, когда я уже спал. Я так и не узнал, в полночь ли он пришел или под утро. Мне даже показалось, что он вовсе не ложился. Когда я проснулся, он сидел за столом и, наморщив лоб, что - то писал.

На окне дрожали малиновые полосы - из - за гор всходило солнце.

Ранним утром мы по скользкой от росы горной тропе подымались на пастбище. Правда, можно было дождаться лошадей, на которых вьюком спускают с гор бочки с маслом и брынзой, но Андрей убедил меня, что пешком подыматься лучше: «Больше увидите!»

Я не сожалел, что потратил добрых три часа на этот поход, хоть и почувствовал себя после него смертельно усталым. Шум пихтового леса, журчание ручьев, душистая прохлада, столько цветов, что им и названий не хватает... Застывшая волнообразная земля, величественно грезящая в нежной, дрожащей дымке... Все это напоминало сказку, очаровывало, привлекало.

Достигнув пастбища, я тяжело опустился на иссеченную топором сучковатую колоду, а Андрей побежал по хозяйству: заглянул в конюшню, в кошару, в хлев.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.