В ауле ее звали Акаже - почетная бабушка, настоящего же ее имени никто не знал, даже в документах аулсовета она именовалась Акаже. Без нее я не могу представить себе родной аул, как не могу представить свой аул без белых «орт, кизячного дыма и горьковатого запаха полыни. И детства своего я не представляю без Акаже, порой мне кажется, что первой, кого я увидел на свете, была Акаже. Помню, встанешь пораньше утром, кликнешь соседских ребятишек и бежишь с веселой гурьбой к юрте Акаже. Жила она на краю аула с сыном Кошек, который работал у нас почтальоном. Каждый раз, когда Кошек ездил в район, он оттуда привозил конфеты. Мы сразу не заходили в юрту, а шагах в десяти ждали, когда бабушка выйдет к нам сама и два-три раза кашлянет, что служило для нас сигналом: она приглашает к себе.
В наших степях Сары-Арки солнце летом печет немилосердно с самого утра, все живое прячется в тень, даже козлята просятся в юрты, только мы одни остаемся на солнцепеке и ждем, когда же, наконец, появится бабушка. Но Акаже не видно; в ее юрте как будто никого нет, и все-таки мы ждем, веря, что бабушка нас не обманет, молчим, посапываем носами и ревниво следим друг за другом: каждому хочется первым добежать до юрты Акаже.
Но вот открывается войлочная дверь, показывается ручная прялка, а за нею и бабушка Акаже. Мы выжидающе смотрим на бабушку, на ее руки, отыскивая глазами заветную красную сумочку, в которой Акаже выносила конфеты.
- Что-то не видно сумочки, - говорит кто-то из ребят, толкнув меня в бок.
- Как же так? - недоумевает другой. - Ведь дядя Кошек вчера приехал из района.
- Есть, есть! - кричит обрадованно самый маленький. - Вон она!
Акаже не спешит, неторопливо устраивается в тени, смотрит из-под ладони в степь и только потом откашливается.
Я был самым быстрым мальчишкой в ауле и подбегал к Акаже первым.
- А, мой аргимак опять первым пришел, - скажет она обрадованно. - Садитесь, всем хватит.
Она раскрывает сумочку и начинает одаривать нас конфетами, приговаривая:
- Дай, аллах, моему Кошекжану здоровья, а конфеты всегда будут.
Лотом мы рассаживаемся вокруг нее, и под тихое, неторопливое жужжание прялки Акаже начинает одну из своих бесконечных, как и ее пряжа, сказок.
Сколько радостей приносила нам старая Акаже своими подарками, своими мудрыми сказками! С нею всегда было уютно и хорошо. Началась война, и дядя Кошек ушел на фронт. Мы все повзрослели, многим из нас исполнилось по тринадцати лет, а, как говорят казахи, мужчина в тринадцать лет - глава очага. Исполнилось тринадцать и мне, и я уже вместо дяди Кошека ездил в район за почтой. Мне всегда хотелось делать людям приятное, хорошее. Особенной же радостью для меня было принести старенькой Акаже добрую весточку с фронта от дяди Кошека. Но война сделала почтальона плохим человеком. Нередко я приносил в аул не только хорошие вести, но и такие, которые были причиной горя и слез. Если в почтовой сумке лежало хотя бы одно скорбное извещение, она казалась тяжелой и ремень резал мне плечо. Когда я встречал Акаже, она доставала из шкатулки письмо, уже полустертое и замусоленное, полученное ею от дяди Кошека еще в первые дни войны, и заставляла меня читать. Я говорил, что уже знаю это старое письмо наизусть и могу, не читая, пересказать его, но Акаже сердилась и требовала:
- Читай!
... Однажды, разбирая почту, я увидел письмо, адресованное Акаже. Сердце мое бешено заколотилось, я бросился к ее юрте, не обращая внимания на то, что тяжелая сумка больно била по ногам. Люди провожали меня взглядом до самой юрты Акаже, повторяя про себя: «Дай, аллах, счастья старой Акаже!»
Перед самой войлочной дверью я, оступившись, шлепнулся о землю и рассыпал письма. Только собирая их, заметил, что обратный адрес на конверте Акаже местный: письмо пришло из райвоенкомата. У меня замерло сердце, противная дрожь пробежала по всему телу.
- Что это с тобой, мой аргимак? Ты ведь хорошо бегаешь. Как это помог тебе аллах упасть?
Она подхватила меня под локоть своей сухонькой, но еще сильной рукой и помогла подняться.
- Пойдем, мой аргимак, в юрту. Время обеда, и у меня самовар готов.
Я вошел в юрту, не зная, что говорить, как вести себя с Акаже. Бабушка уже разостлала белую скатерть, на подносе весело шумел самовар. Я подумал, что, кроме Акаже, в юрте еще кто - то есть или она ждет кого-то, потому что баурсак был разрезан на три куска и чай был налит в три пиалы.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.