Акаже

Она усадила меня и налила чаю.

- А эта пиала моему Кошеку, - сказала она, - пусть и он с нами пообедает.

Глаза мои все время бегали по сторонам, я боялся встретиться взглядом с Акаже и вскоре увидел, что кровать дяди Кошека разобрана, как будто кто - то спал на ней ночью, но подушка не была смята... Акаже перехватила мой взгляд и ласково сказала:

- Кошекжан спешил и не успел убрать постель...

Я молча пил чай, боясь обронить лишнее слово, боясь открыть Акаже тайну, которую в ауле знал только я. Баурсак застревал в моем горле, чай обжигал рот, но я все - таки пил, чтобы бабушка не заметила моего волнения. Лотом она собрала скатерть, а баурсак, положенный для Кошека, спрятала в красную сумочку. Это была та самая сумочка, что еще так недавно приносила нам столько радости...

От Акаже я прямиком побежал к аксакалу, чтобы рассказать ему о тяжелом горе, которое постигло нашу почетную бабушку. По нашему обычаю, такие вести сообщались родным стариками. Мудрым словом они умели смягчить горе, утешить человека. А что мог сделать я, хотя мне и было уже тринадцать лет?!.

- Каждый орел теряет свои перья, каждый аргимак сбивает свои копыта, - сказал мне аксакал, тяжело поднимаясь со своего места. - Так нужно...

Я знал, что после получения такого известия в юрте погибшего обычно собираются родственники и близкие и плачем выражают свою скорбь. Но из юрты Акаже не доносилось ни единого звука. Прошел, может быть, час, прежде чем аксакал покинул юрту. Выйдя из нее, он сообщил другим старикам:

- Мой Кошек не умер. Мой Кошек не может умереть, - так сказала мне Акаже.

На следующий день она сидела в тени юрты со своей неизменной прялкой, раздавала малышам баурсак и рассказывала им те же сказки, которые когда - то рассказывала нам. До конца войны она не изменилась, по - прежнему была радушна, и всегда возле нее сидели ребятишки.

Кончилась война, вернулись домой мужчины, оставшиеся в живых, в ауле началось строительство.

Построили дом и старой Акаже.

- Зачем мне новый дом? - спросила она. - Если Кошек приедет ночью, где он будет разыскивать меня? Дайте другим, у кого не вернулся сын. А приедет Кошек, он сам себе построит дом.

В войну я не мог учиться, и теперь меня послали в город на учебу. Я пришел прощаться с Акаже. Поцеловав меня в лоб, она сказала:

- Мой аргимак, ты бегал хорошо по аулу. Так же и в учении будь быстрым, никогда не спотыкайся. Если в большом городе увидишь моего Кошека, скажи ему: Акаже соскучилась по сыну.

Что я мог ответить Акаже?

- Выполню твое поручение, - сказал я.

Прошли годы. Я окончил школу, потом институт. И вот снова еду по родной степи. Пахнет горькой полынью. Этот запах я люблю с детства. Но теперь я чувствую здесь новый, почти незнакомый мне запах цветущей ржи. Как изменилась степь! Куда ни посмотришь, везде рожь и рожь, еще зеленая, с золотистым налетом цветения. С волнением я замечаю вдали облачко кизячного дыма и, поднявшись на пригорок, всматриваюсь в родной аул. /Ане навстречу бегут ребятишки, и я, как это делала старая Акаже, угощаю их конфетами. Сколько вокруг меня знакомых, хотя и очень изменившихся лиц! Я узнаю своих сверстников: все они выросли, возмужали; узнаю стариков, которых уже не могут изменить годы...

И только лица маленьких аулчан мне незнакомы. Эти малыши родились в то время, когда я учился.

Наша юрта не могла вместить всех собравшихся вокруг нее. Пришли и седобородые аксакалы и те, чьих щек и подбородков еще не коснулась бритва. Много было молодых женщин, и я начинал вспоминать, что видел их раньше в соседних аулах девушками. Должно быть, они вышли замуж за наших парней и уже приходятся мне родственницами. Мама раздавала привезенные мной небогатые гостинцы и, как бы извиняясь за меня, приговаривала: