Сказал и испугался. Но Михаил Васильевич внимательно посмотрел на меня и совершенно серьезно спросил:

- А справишься?

- А что ж тут такого? - осмелел я. - Написал же Горький «Мать»! А там все описано так, как было у нас в Коломне.

И я рассказал ему о том, что происходило в Коломне в пятом году, - о заводе, о своих товарищах, о матери. Рассказал, как мы слушали Горького в Сущевской тюрьме и как зародился у меня этот замысел. Михаил Васильевич слушал, не перебивая, как он умел слушать нас, простых людей, и в его добрых серых глазах зажглись веселые огоньки.

- Что ж, дело хорошее, Иванец, - сказал Михаил Васильевич. - Начинай, лиши!

И я засел за повесть. Потел над ней недели две или три, но из моей писанины ничего не получилось. Михаил Васильевич на эту тему со мной не заговаривал, а самому было стыдно сознаться, что ничего не выходит и что я только попусту бахвалился.

Измучился я вконец, а дело не двигалось.

Я не мог даже связно начать повесть, не говоря уже о ее продолжении. Много раз приходил в отчаяние, а бросать не хотелось: не позволяло самолюбие и стыдно было перед Михаилом Васильевичем.

Фрунзе видел мои мучения. Месяц спустя, когда мы остались с ним вдвоем, он как будто невзначай спросил:

- Ну, как повесть, Иванец? Я опустил голову.

- Почему-то не получается, Михаил Васильевич...

В ответ раздался взрыв веселого смеха. От стыда я готов был провалиться сквозь землю, но, подняв голову, увидел бесконечно добрые глаза Фрунзе и его улыбку. Невольно и сам улыбнулся, а лотом и засмеялся.

Успокоившись, Михаил Васильевич очень серьезно сказал:

- Вот что, друг, засядь - ка ты за простую грамоту...

И я засел. Засел прочно и всерьез.

«Человек с петлей на шее»

В «польском корпусе» я просидел вместе с Арсением несколько месяцев. В то время мы как - то и не думали об опасности, которая грозила Фрунзе. Между тем над его головой сгущались тучи. Михаил Васильевич обвинялся прежде всего как руководитель Иваново - Вознесенской большевистской организации. За это его могли сослать на каторжные работы. А за «покушение на урядника Перлова» должны были приговорить к смертной казни через повешение. Виселица стояла недалеко от централа. Глядя на Арсения, мы поражались его бодрости и жизнестойкости: «человек с петлей на шее», как его тогда называли, казалось, совершенно не думал о грозившей ему опасности.

На всю жизнь запомнилась мне страшная ночь, когда Фрунзе вернулся после суда а свою одиночную камеру. Она была как раз напротив нашей. Михаил Васильевич вошел в камеру в сопровождении старшего надзирателя и четырех младших.

Из камер раздались голоса:

- Ну, как, Арсений?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.