Было около полудня, когда арестантские машины наконец остановились. Рядом с тем местом, где нас высадили, тянулась железнодорожная насыпь, около которой я увидел необычно одетых людей. На них были полосатые брюки и куртки, на головах какое - то подобие матросской бескозырки из такой же полосатой дерюги. С левой стороны груди, на куртках, и ниже карманов, на брюках, были нашиты треугольники с различными букзами, а под ними кусок белой материи с номером. Как я узнал позднее, цвет треугольника указывал состав преступления: красный - политические, зеленый - уголовники, черный - саботажники, фиолетовый - преступления по религиозным убеждениям и т. д. Буквы на треугольнике обозначали: R - русский, F - француз, Р - поляк... Чистый треугольник, без буквы, носили немцы. Исключением из общего правила были евреи: им нашивали два треугольника, образующих шестиконечную звезду.

Все заключенные были острижены наголо, оставалась лишь полоса, идущая ото лба к затылку. У некоторых на груди и спине была нарисована мишень - белый круг с красным яблоком посредине, именуемый «розочкой», и полосы на голове пересекались, образуя крест. Как мне сказали потом, это были «штрафники», если это слово можно применить к заключенным в лагере, где каждый обречен на смерть. Но все - таки обладателю «розочки» возможность умереть предоставлялась в первую очередь.

Вскоре нас построили по пять, пересчитали и сделали перекличку по фамилиям. На этом, видимо, все формальности передачи были окончены, и полицейские, сопровождавшие нас, уехали. Их место заняла охрана в форме СС. Эсэсовцы подвели нашу колонну к помосту, сооруженному из досок, и начали посадку в теплушку.

Посадка проходила так. Внутри вагона, вдоль стенки, в затылок друг другу выстраивали людей и в случае, если кто - нибудь из эсэсовцев мог всунуть между двумя заключенными руку, то сюда штыками запихивали еще одного. Эсэсовцам этот процесс доставлял истинное удовольствие. Когда в вагоне остался только узкий проход, фашисты, прикрыв дверь так, чтоб в щель мог боком пролезть человек, начали поодиночке вталкивать заключенных в вагон до предельной плотности.

В нашей партии, прибывшей из Веймарской тюрьмы, насчитывалось более двухсот человек, и всех нас забили в один вагон. Стоял конец июля, температура на улице была около 30° С. Железные крыши и. стены вагона были раскалены. Воздух мог просачиваться только в щели плотно задвинутых дверей, но его явно недоставало. Когда терпеть дальше стало невозможно, крайние начали стучать в стены и просить, чтобы, пока вагон стоит, немного приоткрыли двери. В ответ послышались ругательства, автоматные очереди, и те, кто был с краю, прилипли к стенкам. Наступила гробовая тишина. Нет, не то, чтоб мы испугались, просто поняли, что просить о чем - либо бесполезно.

Я стоял зажатый между спиной высокого чеха и грудью пожилого немца. Шевельнуть руками или подвинуться я не мог, но голову мне удалось повернуть вправо, и я получил какую - то возможность дышать. Однако дышать было нечем. Все ждали, когда состав тронется, тогда, может быть, станет легче. Но поезд не двигался.

Первым не вытерпел немец, сосед сзади, он что - то истерически вскрикнул, и я спиной ощутил агонию каждого мускула его большого тела. Сердце старого человека не выдержало.

Вскрики слышатся все чаще, они бьют по нервам. Шум в голове все нарастает, переходит в рев, и я лечу куда - то в черную бездну...

С трудом открываю глаза. Чистая лазурь неба с маленькими перышками облаков. Вокруг цветы, слышу надоедливое жужжание пчел. Хорошо. Вдыхаю свободной грудью чистый, свежий воздух и опять закрываю глаза. Но почему так болит голова? Словно обруч сдавил виски, во рту неприятный привкус крови. Слышу, как кто - то зовет меня по имени, тормошит. Это Петька! Здесь же Николай. С их помощью я встаю, но понять еще не могу ничего. Где я? Клумбы с цветами протянулись вдоль прекрасных кафельных перронов, за путями радует глаз зелень деревьев. Но вот мой взгляд останавливается на железном вагоне, на нем следы пуль, и я сразу вспоминаю все. Поодаль, на кафеле перрона, - груда тех, кто уже не встанет, а мы, шатаясь как пьяные, бредем к выходу с вокзала.

Первое знакомство

В тюрьмах мне часто приходилось слышать: Бухенвальд, Дахау, Гросс Розен, Аушвиц. Это названия лагерей смерти. И когда кто - нибудь из соседей по камере начинал рассказ о них, я всегда мысленно представлял себе развалившиеся бараки, стоящие где - то на болоте, грязь и обязательно небо, обложенное свинцовыми тучами, и без конца дождь... Но то, что я увидел в Бухенвальде, совсем не соответствовало моим представлениям. Здесь не было ни грязи, ни болота. Здесь царил образцовый, циничный порядок.

Первое, что бросилось мне в глаза по выходе из вокзала, - это памятник. На высоком пьедестале - глыба камня и надпись: «Сооружено в 1934 г. Хайль Гитлер». Около памятника нас построили и колонной повели дальше, по дороге, обсаженной деревьями. Справа над деревьями возвышается какая - то гора. Подойдя ближе к ней, различаю, что это огромная, с пятиэтажный дом, куча стоптанных деревянных башмаков.

Приближаемся к воротам. Чугунные литые решетки. Ворота облицованы черным и розоватым мрамором. Вверху надпись: «Прав ты или не прав, для нашего государства это не играет никакой роли. Гиммлер». Здесь же герб Бухенвальда - сова.

Дальше ряды аккуратных домиков с черепичными крышами - это городок эсэсовцев. На перекрестках улиц эмалированные указатели и эмблемы. Читаю. Белыми буквами по синей эмали выведено: «Улица сумасшедшего бега», выше эмблема - карикатурные фигуры заключенных. Один из них лежит, второй еще пытается бежать, но следом за ним летит дубинка. «Улица сумасшедшего бега» - центральная улица эсэсовского городка, она тянется от вокзала до ворот «Большого лагеря». Эти огромные ворота должны считаться самым святым местом для заключенных, их проходят по команде «смирно» со снятыми головными уборами. На воротах надпись: «Каждому свое».

Лагерь обнесен высокой сеткой под током, которая крепится к железобетонным мачтам. Вокруг лагеря, недалеко друг от друга, - вышки с часовыми. Внизу, вдоль сетки, тянутся еще какие - то заграждения. За ними - стометровая зона чисто выровненного песка.

Лагерь построен на каменистом склоне горы. Сразу за воротами большая площадь - Аппельплатц; здесь происходят поверка и другие построения. Правее, около проволоки, коптит небо крематорий - длинное приземистое здание с очень высокой, квадратного сечения трубой. Здесь сжигают тела умерших или умерщвленных. Еще правее, за крематорием, видно несколько трехэтажных кирпичных корпусов. Там помещаются баня, кухня, склады. За крематорием и площадью начинаются блоки - помещения, где живут заключенные. Это целый город. Ведь если судить по номерам, число заключенных доходило до 250 тысяч человек. За «Большим лагерем» вдали виднеется «Малый лагерь».

Наша колонна прошла ворота и повернула направо, мимо крематория. Из огромной трубы валили густые клубы черного дыма. Время от времени над трубой показывался венчик пламени. По всему лагерю от крематория разносился специфический запах сгоравших человеческих тел, но тут он был особенно сильным.

Процесс превращения нас в заключенных Бухенвальде протекал с молниеносной быстротой. Нас завели в полутемную комнату с цементным полом и приказали раздеться. Со всех сторон неслось: «Быстрее! Шевелитесь!» Замешкавшихся эсэсовцы осыпали градом ударов. Заключенные, работавшие здесь, быстро укладывали наши вещи на тележки и отправляли в дезинфекционные камеры, массивные герметические двери которых выходили в эту же комнату. Мы не успели раздеться, как в комнату ввели еще нескольких человек. Они были хорошо одеты и несли с собой много вещей. Судя по всему, эти люди прибыли с запада и до последнего времени не знали, куда их вели. Вот, тяжело дыша, вошел англичанин в пробковом шлеме, таща на себе два огромных, обитых медными бляхами кожаных чемодана. Затем - седой, небольшого роста француз. Услышав команду раздеваться, подкрепленную ударом резиновой палки, француз попытался возмутиться. Передразнивая француза, под громкий хохот эсэсовцев офицер сбил кулаком у него очки, и на несчастного посыпался град ударов.

Мы с Петей уже перешли в следующую комнату, где гудели электрические стригущие машинки. Вскоре туда влетел француз и упал на кучу волос, покрывавших весь пол. Встав с пола с окровавленным лицом, близоруко озираясь, он беспомощно жался к нам, как бы ища защиты. Нас остригли наголо, обыскали и погнали дальше.

Впереди нас, задыхаясь, бежал англичанин. Добежав до резервуара с дезинфицирующим раствором, он остановился и осторожно ногой попробовал, не холодна ли вода, и сразу отшатнулся: жидкость сильно воняла и обжигала, как огнем. Охранник, стоявший рядом, толкнул его ногой в бассейн и не выпускал оттуда до тех пор, пока вся команда не прошла в душевую комнату.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.