Ваня Ершов жил у деда с бабкой на краю совхозного поселка, недалеко от Рязанского шоссе.
Когда Ваня перешел в четвертый класс, его дед Петр Иванович стал вовсе старым, и ему было уже трудно работать даже сторожем. Как-никак, а деду в Петров день исполнялось семьдесят пять лет. Пора и на печке отдохнуть.
Достатка у Петра Ивановича не было. И все из - за его характера. А характер у Ершова - по фамилии, ершистый. Его так и прозвали «старый ерш». Неуступчив был дедушка Петр. Начнут, скажем, пожарную каланчу строить - он свой план выдвигает, хочет, чтобы каланча была повыше, получше да подешевле. Коров в совхозе худо кормят - Петр Иванович скандал учиняет, в газеты пишет. Даже когда речку запруживали, чтобы электрическую станцию поставить, он и тут свое доказал: станцию в крутые берега перенесли.
Не всем это нравилось. Много он хлопот причинял. Петр Иванович никогда не боялся говорить правду, и за это его не очень любили.
- Не для того я, Ванек, - говорил он как - то внуку, - на стольких войнах кровь проливал, чтобы на земле гнилость заводилась. Никому поблажки не дам. Кто он ни будь.
И не давал. Директора совхоза по настоянию деда в заместители разжаловали. По его требованию вторые детские ясли открыли и чистоту в чайной навели. А для себя он сделать ничего не мог. Не хотел. Принцип ершистый мешал.
Ванина бабушка Дарья Семеновна не один раз говорила ему:
- Хоть бы пяток бревен добыл. Нижние венцы у нашего домишка совсем сопрели. Да и крышу перекрыть бы надо.
А старик все молчал да откладывал. Ждал, когда совхозное начальство само догадается. А совхозное начальство тоже не без принципа. «Если, - рассуждает начальство, - дитя не плачет, мать не разумеет. Коли заявления не поступает, значит, с ремонтом еще не приспичило». Словом, нашла коса на камень. Старику заявление написать - легче себя наизнанку вывернуть. А начальству без заявления заботу проявлять тоже боязно. Авторитет потерять можно. Еще скажут, что старого ерша побаиваются.
- Позволь, дедушка, мне самому заявление написать, - просит старика Ваня, - мне - то ведь еще рано самолюбничать. Напишу я, что тебе через две недели семьдесят пять лет будет. Пусть они к твоему юбилею наш домик отремонтируют.
А старик как взъершится, как стукнет кулаком по столу:
- В кого ты, внучонок, попрошайкой уродился?.. Не такие в моем знакомстве начальники есть, а я и тем о себе не напоминаю...
И пошел внучка поучать и давай ему свою точку излагать да обосновывать:
- Если все о других будут заботиться, тогда другим о себе и думать не надо. У каждого будут избы крытые и венцы неподопретые. Вот как жить надо...
А потом перестал ершиться и говорит Ваниной бабушке:
- Дарьюшка, а не отпраздновать ли нам семидесятипятилетний юбилей? До столетнего - то я могу и не дожить.
- Да что ты, Петрован... На что? На какие деньги? - И давай шуметь старая ершиха, а Ваняткин дедушка ей в ответ:
- Ты о деньгах, Дарьюшка, не горюй! Неужели не найдем, на что гостей встретить?
Сказано - сделано. Старик первым делом велел конвертов да марок накупить. Для пригласительных писем.
Допоздна старик со старухой дружков - приятелей вспоминают, а внук чисто - начисто пригласительные письма переписывает.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.