Ландыши

Пошли к колхозному агроному. Потом все вместе отправились на поле, а вернувшись в правление, связались по телефону с главным агрономом МТС. Сообща решили: поле за Выселками взять и в оставшиеся три недели подготовить его к севу кукурузы. Когда вечером в клубе собрались комсомольцы, Ваня Бобровцев рассказал им все. Глухова не было, время шло, и само собой открылось не предусмотренное планом комитета собрание с одним, волновавшим всех вопросом на повестке дня: как в три недели сделать столько, сколько было сделано за полгода?

Решили выезжать в поле завтра же, в пять утра. Звену обязались помогать все комсомольцы.

Вот и все, что произошло за вчерашний день.

Глухое слушает Варькин рассказ и постепенно забывает о своей обиде на Варьку, на то, что она «подорвала его авторитет в глазах бобровских комсомольцев». Он даже испытывает что - то вроде гордости за нее - работницу руководимого им райкома. Приехала - и помогла. А не вмешайся райком, не бывать бы в Бобровке кукурузному полю. Глухову хочется сказать Варьке: «Молодец! Правильно поступила», - но так вызывающе веселы ее глаза, что Глухов невольно мрачнеет, отворачивается и сухо спрашивает:

- Ну, а со взносами как? Разобрались?

- Ой, - всплескивает руками Варька, - забыла! Совсем забыла...

- А ведь за этим ехали.

- За этим, - виновато соглашается она. - И про тех, шестерых, забыла. Закрутилась вчера...

Они снова идут по полю, и Варька чувствует себя перед Глуховым школьницей, только что получившей на экзаменах двойку. Ведь это совсем не мелочь - вопросы учета и комсомольские взносы. Она сама больше всех возмущалась, что ее предшественница Катя Елькина страшно запустила учет, что их район - один из худших в области по уплате членских взносов. А вот поехала...

- Это ваша первая командировка, - словно угадывает ее мысли Глухов, - и такая безответственность.

- Так ведь я же не нарочно, Саша! - чуть не плача говорит Варька. - Если бы не кукурузное поле...

Она выглядит сейчас почти беспомощной и такой маленькой, совсем девчонкой. Глухов уже не злится. Ему даже жаль Варьку, хочется приободрить ее, успокоить, что все поправимо, что с ее недельным опытом работы такая оплошность, пожалуй, простительна.

Но как ни трогателен ее растерянный вид, Глухов жестко и беспощадно говорит Варьке:

- Можете ехать домой. В пятницу пошлем сюда Кучину.

- Зачем же? - вырывается у Варьки. - Я сама, я обязательно сделаю...

И она снова становится прежней «занозистой» Варькой.

- Завтра воскресенье, райком не работает, так что я и без вашего разрешения могу на день остаться.

- Оставайтесь, - пожимает плечами Глухов. - Только ведь я уезжаю. На попутной добираться будете.

- Ничего. На попутной безопаснее, - вставляет шпильку Варька и идет обратно по полю, маленькая, несуразная. Ватник Миши Чуркина просторным мешком свисает до колен. Полы его, застегнутые на одну, случайно уцелевшую пуговицу, разлетаются от крепкого утреннего ветра. Глухов смотрит ей вслед и никак не может понять, чего больше в этой сумасбродной девчонке: упрямства или настойчивости?