«К тому же, вы знаете, я

мнителен.»

Из писем Достоевского.

1

Есть, есть наслаждение в последней степени приниженности, и ничтожества! Он знал это давно; и все же, когда пришел солдат и объявил, что его требует к себе господин областной стряпчий уголовных и казенных дел, он оскорбился до помрачения в глазах, до мгновенного беспамятства. Будь это в Петербурге, он, наверное, упал бы в обморок, но каторжная выучка закалила его, и он не только устоял, а догадался еще повернуться к окну и сделал это так ловко, что солдат не успел разглядеть выражения встревоженности и гнева на его лице.

Впрочем, солдат был занят сапогами; он обчищал их от снега, и топотанье его у порога напоминало о тех зимних рассветах, когда в клубах стелющегося по полу морозного воздуха острожный унтер - офицер с фельдмаршальской важностью входил в угарную казарму и высокомерно начинал покрикивать на арестантов.

Воспоминание было нестерпимо; пересиливая себя, он с вымученным равнодушием стал рассматривать обширный, заметенный буранами двор.

Прямо против окна стоял столб с колодезным журавлем. Невысокие кусты смородины были погребены под сугробами, и наружу просовывались одни только прутья с прицепившимися к ним косматыми мочалками. Он смотрел на серые, развеваемые ветром мочалки и старался угадать, чего же хочет от «его эта полицейская ярыжка, этот уголовный стряпчий. Чин у стряпчего штатский, власть его не простирается на военных, но каторга приучила ко всяким неожиданностям, а он знал, что линейный батальон для него - та же каторга, только иного разряда. Он «всегдашний», по каторжной терминологии, и, стало быть, не только стряпчий, но и любой писарек из штаба может его «дерзнуть».

«Он меня дерзнул», - так любили говорить каторжники из наиболее деликатных. И еще они говорили: «Не умел шить золотом, так бей камни молотом».

«Не умел шить золотом...» Спокойствие сразу возвратилось к нему. Он знал за собой это совершенное спокойствие, которое приходило в минуту настоящей опасности, например, на допросах у Дубельта или на заседаниях высочайше учрежденной следственной комиссии.

Оборотись к солдату, он негромко спросил, где повстречался солдат с господином стряпчим.

Тот скороговоркой ответил:

- Так что у губернаторского дома. Я шел из казарм, а их благородие садились в коляску. Я еще подумал: не иначе они из приезжих офицеров, потому как лампасы у них серебряные. Их благородие подзывают меня и спрашивают: «Ты здешний?» «Так точно, здешний!» Их благородие называют свой чин и спрашивают, как вас найти. Я говорю, что служите, дескать, вы в батальоне, а стоите на вольной квартире. Их благородие жалуют мне тогда двугривенный и приказывают сходить за вами.

Солдат замолчал и безучастно уставился в закопченный потолок. Достоевский глянул на скуластое лицо его и, сдерживая раздражение, спросил, куда же надлежит ему являться.

- Их благородие квартируют в доме купца Степанова, - встрепенулся солдат и с готовностью добавил: - Могу проводить.

- Нет, не надо! - невесело засмеялся Достоевский. - Не надо, брат... А то еще подумают, что ты меня на гауптвахту ведешь...

Он шагнул к солдату и подал серебряную монету.

- На вот, возьми за труды!

Достоевский проводом посыльного до сеней и, возвратись в комнату, торопливо скинул свой ситцевый жилет, выцветший от частых стирок.

Мундир, шинель и кивер развешаны были по стенке.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.