Здесь жил Достоевский

- Господин Достоевский? - полувопросительно проговорил он.

Достоевский не успел ответить: незнакомец, застегивая на ходу сюртук, быстро приблизился и с несколько выделанной важностью сказал:

- Позвольте представиться! Барон Врангель, вновь назначенный областной стряпчий уголовных и казенных дел... Имея честь с самых юных лет быть поклонником таланта вашего, льщу себя надеждой, что вы удостоите меня вашего знакомства и расположения.

Достоевский нерешительно принял протянутую руку: издевательская вежливость верховного шефа голубых мундиров Леонтия Дубельта еще свежа была в его памяти. Но Врангель не стал томить его, подобно хитроумному генералу жандармов; все еще не выпуская руки Достоевского из своей прохладной и узкой ладони, он улыбнулся и с учтивой готовностью пояснил:

- Едучи из Петербурга в здешние края, я взял на себя приятную комиссию передать вам письмо и книги от брата вашего Михаила Михайловича, а равно и письмо от милейшего Аполлона Николаевича Майкова. Раздевайтесь же я войдите, как принято было говорить в старых романах, под сей дружественный кров. Мой новый home еще не вполне благоустроен, но он весь в вашем распоряжении.

Достоевский снял шинель и, подчиняясь приглашающему жесту хозяина, вошел в комнату. Врангель усадил его на диван я подвинул кресло.

Несколько мгновений они молчали, разглядывая друг друга.

«Петербургский остзеец средне - высшего круга, - определил хозяина Достоевский. - Из крупночиновничьей семьи, должно быть».

«Солдат, самый заурядный солдат...» - с удивлением подумал Врангель и придвинул к гостю картуз с табаком.

Табак был тонкий, бостанжогловский, и Достоевский, который привык в батальоне довольствоваться махоркой, закурил с наслаждением. За ним закурил и хозяин.

- Я чрезвычайно виноват перед вами, - сказал он, не без грации склоняясь к гостю. - Долг простой вежливости обязывал меня приехать к вам, но ужасное путешествие из Омска так на меня подействовало, что после официального визита военному губернатору я решительно почувствовал себя нездоровым. Прошу поверить, только искреннее желание возможно скорее доставить вам вашу корреспонденцию побудило меня решиться пригласить вас к себе.

«Через солдата пригласить?» - подумал Достоевский и тут же с готовностью возразил:

- Ради бога, оставим пустые формальности. Вы даже вообразить не можете, какое это для меня удовольствие - увидеть наконец человека, приехавшего из Петербурга.

Врангель чуть расставил колени и расселся поудобнее.

- Вероятно, вы будете удивлены! - сказал он. - Но должен все же признаться: я и до этой приятной встречи имел случай видеть вас... И знаете, где это было?

Врангель выпустил колечко дыма и, как бы заполнив ям эффектную паузу, медлительно добавил:

- На Семеновском плацу. С тех пор почтя пять лет прошло. Я тогда учился в лицее и по случаю рождественских каникул жил у родственника нашего, барона Корфа. Дядюшка Корф по должности своей занимал казенную квартиру в деревянном доме графа Аракчеева, что на углу Литейной и Кирочной. Однажды утром, идучи в ванную, я увидел в окно целую вереницу карет, которая двигалась вверх по Литейной в направлении Невского. Сперва я подумал, что это везут смолянок или же учениц Театрального училища. Но за каретами ехали конные жандармы, следственно, я должен был отказаться от этой догадки. Тут как раз вошел в комнату другой мой дядя, Владимир Ермолаевич Врангель. Он, надо вам сказать, служил в конно - гренадерском полку, а полк его в то время квартировал в Петергофе. Что же могло побудить Владимира Ермолаевича приехать в такую рань, да еще в полной парадной форме? В ответ на мой вопрос дядя объявил, что в загадочных каретах везут петрашевцев, а так как в деле Петрашевского оказался замешанным конно - гренадер Григорьев, то его, то есть дядю Владимира Ермолаевича, вызвали с эскадроном в Петербург, дабы представлять полк на экзекуции.

«Зачем он рассказывает это? - с гневным удивлением думал Достоевский. - И, главное, мне, мне рассказывает!...»

Землисто - серое лицо его пошло багровыми пятнами, и веснушки от этого проступили отчетливее. Но Врангель ничего не замечал. С сановной важностью огладив свои неправдоподобные бакенбарды, он вновь покатил круглые периоды:

- Вы поймете, конечно, естественность моего любопытства, законного в тогдашнем моем возрасте. Я потребовал, чтобы Владимир Ермолаевич взял меня с собой. Он понял, что я от него не отвяжусь, и согласился повезти меня на плац. Споры и препирательства взяли, однако, некоторое время, и на экзекуцию мы приехали с опозданием. Тем не менее, главнейшую ее часть нам все - таки удалось увидеть.