Без звезд и без месяца вся озаряется дальность».

В каком - то приподнято - возбужденном состоянии он несколько раз повторял стихи вслух.

После улицы в комнате воздух показался душным. Не раздеваясь, Федор Михайлович растворил окно настежь. Грудь свободно вздохнула душистой сыростью ночи, хлынувшей с улицы.

Прислушиваясь к тишине, царившей в доме, он вдруг вспомнил, что Григорович с вечера ушел с рукописью романа к Некрасову. «Неужели труд и время, вложенные в роман, окажутся напрасно потраченными? А сколько было пережито мучительных, вдохновенных минут с пером в руках! Сколько бессонных ночей! И вдруг все это только ложь, самообольщение... мираж?» Каким - то жаром обдало голову, и Федор Михайлович с досадой сбросил сюртук и, оставшись в каземировом жилете, быстро заходил по комнате. «Самообольщение... Сколько из - за него зря изводится лучших часов жизни! Не имея призвания и должного таланта, люди, поддавшиеся ему, делают никому не нужные вещи».

Федор Михайлович зябко передернул плечами.

«И если во - время не спохватишься, не поймешь, что ты не художник, не артист, жизнь насмарку!... Самообманывающийся чудак... Какое проклятие! А ведь хочется быть полезным, нужным, хочется означить себя деятельностью, необходимой народу».

Что - то неуловимо прекрасное реяло над крышами в полусвете желтых зорь, сменяющих одна другую. Но Федору Михайловичу все вдруг стало казаться неверным, неопределенным, зыбким.

Некрасов продолжал читать как будто бы с интересом, но ни восторга, ни удивления по поводу прочитанного не высказывал.

«Может быть, наши взгляды и восприятия так разны? - глядя на лицо, сохранившее выражение полного бесстрастия, недоумевал Григорович. - Или его совсем не волнует то, что так трогает меня?»

Между тем Некрасов дошел до места, где Варвара Доброселова рассказывала о похоронах студента.

- «Старик бежал за ним и горько плакал; плач его дрожал и прерывался от бега, - ровным голосом читал Некрасов. - Старик, кажется, не чувствовал непогоды и с плачем перебегал с одной стороны телеги на другую».

Григоровичу показалось, что голос Некрасова странно задрожал.

- Ах, чтоб его! - вдруг хлопнул Некрасов ладонью по рукописи, и рукавом сюртука вытер набежавшие на глаза слезы. - Читайте вы... Я не могу дальше.

- Вот оно как! - ликуя и радуясь, потянулся Григорович к рукописи.

Последняя страница романа была прочитана, когда уже совсем разгорелась утренняя заря. Взволнованный Григорович закрыл тетрадь и снова на лице Некрасова, стоявшего у окна, увидел слезы. Вскочив со стула, Григорович с чувством искренней благодарности обнял Некрасова:

- Как хороню, как чудесно, что вы дослушали до конца!

Было четыре часа... В полусвете утренней зари все было смягчено, неопределенно и тихо. Из - под карнизов крыш вылетали в воздух серые стрижи. Федор Михайлович сидел «а подоконнике и смотрел на светло - зеленую зарю, медленно розовевшую на востоке. Вдруг на кухне щелкнул замок, открываемый ключом. Дверь скрипнула, послышались чьи - то поспешные шаги и громкие голоса.

- Он спит... Надо бы повременить, - сказал кто - то незнакомый.

- Что ж такое, что спит! - заявил другой с необыкновенным воодушевлением. - Мы разбудим его... Это выше сна!

И, видимо, этот другой быстро подошел к двери и решительно постучался.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.