«Кругосветное путешествие»

- Нет. Подарили. Я школу очень любил. И не так школу, как учителя географии Иннокентия Митрофановича. Очень интересно было на его уроках! Принесет открыток всяких, фотографий, старых книг. Если про Италию начнет говорить, то обязательно расскажет, какой воздух в Альпах, как Везувий дымит, как итальянцы сардин ловят. И так ясно все видишь, будто и в самом деле в море у Капри искупался или в гондоле покатался в Венеции. Иной раз боишься в окно взглянуть: а вдруг там не венецианский канал, а гуси бабки Ананьихи бродят... Как завороженные, сидели мы на уроках Иннокентия Митрофановича. Муха пролетит - слышно. Глубоко запали мне в душу рассказы учителя. Шестиклассником насушил я сухарей и убежал из дому. Решил до Одессы на поезде добраться, а там на океанский пароход пересесть. Да, как на грех, наш председатель колхоза увидел меня в Золотоноше, втащил в свою машину и привез к матери. Ну, понятно, ремень походил по моей спине.

Но все же я решил весной в Азию поехать и сделаться проводником в горах. Совсем уже было подготовился, да ненароком проговорился о своем намерении Иннокентию Митрофановичу. «Правильно, хлопче», - сказал он. Но посоветовал отложить путешествие на неделю, будто бы для того, чтобы точной картой снабдить меня. После этого разговора он привел меня к себе домой и дал «Фрегат «Палладу» прочитать. Посидел я вечерок над книгой да так увлекся, что и ужинать не стал. Целую неделю, пока не кончил, ходил, как очарованный: то утро у японских островов видится мне, то Гонолулу, то шторм в открытом океане. Вскоре пришел я опять к Иннокентию Митрофановичу, про обещанную карту напомнил ему и попросил у него еще что - нибудь вроде «Фрегата «Пал - лады». На этот раз он дал мне «Вокруг света на корабле «Бигл» и обещал достать компас, чтобы «все вполне надежно было». Потом учитель предложил мне Жюля Верна, Арсеньева, Майн - Рида.

А кончилось это тем, что Иннокентий Митрофанович совершенно неожиданно для меня сказал:

- Хватит тебе, Григорий, дурака валять! Пока не получишь аттестата зрелости, и не думай тронуться куда - нибудь... Так и жил я в нашем селе Деньга. Бывало, в поле на скирде стою, а мне все кажется, что это не марево у горизонта, а волны морские катятся. Вечером ребята к речке идут, с гармошкой, с песнями, а я с книжкой на горище сижу. Сижу иной раз до самой зари, при свете «летучей мыши» читаю. Школу окончил без медали, конечно. А на выпускном вечере Иннокентий Митрофанович, пожелав мне «счастливого плавания», подарил вот этот компас... Гриша с улыбкой посмотрел на нас: что, мол, вам еще нужно от меня?

- Ну, а с путешествием - то как? - с подчеркнутым равнодушием спросил Павел Романович, стараясь не выдавать своего врожденного любопытства.

- После школы я год работал учетчиком в МТС: нужно было сестре - студентке помогать. Потом ушел в армию. Думал, что здесь - то начнется заветное, удастся свет повидать. Но попал в пехоту и служил в маленьком чувашском городке. В армии выучился на шофера. Сел в первый раз самостоятельно за баранку, завел мотор - и побежала машина по дороге! Будто крылья у меня выросли за плечами. И опять я поверил, что мне все же доведется поездить по свету.

- А к нам - то, на Алтай, как ты попал? Каким ветром в эти края занесло?

- Как попал? Очень просто: ехали ребята и меня с собой взяли, - ответил Гриша.

Не отрывая руки от руля, он хотел прикурить, но, заметив, что спидометр показывает «39998», нервно скомкал огрызок папиросы.

Мы пристально вглядывались в дорогу, гадая, где именно суждено остановиться директорскому «газику», завершавшему путь, равный путешествию вокруг света. «Вон у того столба», - подумал я, прикинув расстояние: столб стоял как раз у самого поворота на МТС. Гриша сбавил ход, не сводя глаз со спидометра. Да и мы боялись пропустить мгновение, когда одна девятка потянет за собой другую и образуется цифра с четырьмя нулями.

Но вот столб остался позади. Машина прошла еще с сотню метров и тихо остановилась на гладком поле. Мы с Павлом Романовичем поздравили Гришу:

- Вдоль и поперек тебе всю землю объехать!

Вышли мы из машины. Момент был по - настоящему торжественный. Но, к сожалению, ничего такого, что можно было бы взять на память об этом событии, здесь не оказалось. Павел Романович отошел в сторону и скоро вернулся с пучком засохшего ковыля, серые остья которого уже были рассеяны бог весть где, но сам он, целинный жилец, выглядел еще крепким: гнулся, но не ломался.

- Возьми, Григорий. В следующий раз приедешь - не найдешь.

Гриша бережно вложил пучок сухой травы в книгу, и мы тронулись дальше.

Несколько километров проехали молча. Как только миновали березнячок, перед нами открылся чудесный вид. На противоположном берегу речки весь, как на ладони, перед нами раскинулся поселок МТС. Новые тесовые дома выстроились, как по шнурку. Стекла окон ярко вспыхивали в лучах предзакатного солнца. У самого поселка, как огромные зеркала, поблескивали два пруда. Их четко очерченные берега еще не успели зарасти осокой.

- Вот вы интересуетесь, как я сюда попал, - продолжал Гриша начатый разговор. - А знаете ли вы, что я и на самом деле путешествую? Да, так и сообщаю в своих письмах Иннокентию Митрофановичу: курс прежний, путешествие продолжаю. Сегодня, пишу, прибыл на новое место: неделю назад здесь полынь стояла, а теперь посеян хлеб. Десятки раз писал ему о нашем поселке, и все по - разному: то новая улица у нас образовалась, то школу открыли, то гараж построили. И, думаете, старик не понимает? Все понимает! Вот почитайте...

Гриша протянул нам почтовую открытку. На одной ее стороне был изображен вид набережной какого - то южного города: голубое море сквозь ветви пальмы просвечивает; вдали белая, как чайка, яхта плывет. А на другой стороне открытки ровным, четким почерком было написано следующее:

«Мой мальчик, у тебя в сравнении с твоими великими путешественниками тот принципиальный плюс, что они открывали уже существующее, а ты открываешь то, чего еще никогда не было на Земле...»

Но вот мы наконец въехали в поселок, и сердечный, доверительный тон Гриши внезапно исчез. Он, видимо, был смущен тем, что так разоткровенничался, и, чтобы окончательно переменить тему разговора, сухо спросил, не глядя на нас: