... Сказалась ли усталость последних дней, крепче ли вообще на свежем воздухе спится, только проснулся Андрей под утро. Морозило. Комбайнер сначала инстинктивно потянул на плечи сползшую фуфайку, которой кто-то его прикрыл ночью, потом вскинул голову, испуганно вскочил.
Небо розовело у горизонта... Края облаков золотились... Вон знакомая сопка... Проспал, все на свете проспал! Ведь в эту ночь он мечтал поднажать и оторваться от других комбайнеров... Андрей чуть не взвыл от досады. Кинулся прочь от копны... Но где же комбайн? На загонке его нет. Андрей растерянно посмотрел вокруг и, наконец, увидел темный силуэт машины на пригорке у дороги. Зачем их туда понесло? Ведь там пшеница давно скошена!... И мотора не слышно... Так и есть, стоит! Неужели машину угробили?...
Андрей устремился к комбайну. Сначала бежал, ничего не замечая. Потом вдруг что – то дошло до его сознания, и он остановился. Оглянулся кругом, присмотрелся внимательно: загонка, которая оставалась на ночь, была убрана. Андрей глазам своим не верил. Забыв о комбайне, бросился для проверки в одну сторону, потом в другую. Пшеницы нигде нет, одна стерня да копны соломы в рядах... Неужели штурвальная сумела скосить все за ночь? А ведь так оно и есть: убрала и выехала к дороге, чтоб утром перегнать агрегат на новое место.
Когда Андрей подошел к комбайну, он увидел членов своего экипажа в сборе. У всех было веселое, приподнятое настроение.
- Как спалось, товарищ начальник агрегата? - озорно спросил Митя - тракторист. - Не приснилось ли случайно, что пшеничка на загонке убрана?
- Верно, это самое и приснилось! - в тон отозвался комбайнер. Потом, хоть и неловко как - то было ему, о» пожал маленькую руку штурвальной и погрустневшим от волнения голосом сказал: - Молодец, Маша! Мне самому столько в ночь убирать не приходилось.
- А я будить тебя не решилась... Так крепко спал, жалко стало, - ответила Маша.
- Она, брат, Маша, доподлинный специалист своего дела, - встрял в разговор тракторист, - три года штурвальной простояла. И не у кого - нибудь, а у своего дяди... А дядя - Герой Труда, известный на всю Кубань механизатор!
«И это ему известно! - с удивлением подумал Андрей. - Как он только все разнюхивает, все успевает, всем в доверие втирается? Тогда вон душ с Машей мастерил, теперь биографию ее выложил...»
Где - то в самом укромном уголке сердца шевельнулось чувство ревности и зависти: «Что, я хуже этого рыжего? А вот ничего не знаю, со мной Маша не делится...»
- Почему же ты тогда комбайн не приняла, а пошла снова в штурвальные? - спросил Андрей Машу. - Я думал, ты из училища.
- Направили - и пошла. Поставил же ты меня на соломокопнитель. Если надо, значит, надо! - В голосе Маши звучали какие - то неуловимые ноты: не то она подсмеивалась над Андреем, не то с удовольствием подчеркивала свою готовность и впредь работать там, где потребуется.
В это утро Маша окончательно и бесповоротно завоевала свое место у штурвала. Впрочем, управляла она теперь не только комбайном... Это заметили все. Хотя Андрей почти не разговаривал с Машей и попрежнему супил брови, однако недавнего высокомерия как не бывало. Не только на штурвальную, но и на девушек - грузчиц Лизу и Галю Андрей смотрел теперь иначе. Во взгляде из - под бровей сквозила не заносчивость, а смущенное удивление: «Так вот вы, оказывается, какие!...»
- Переломила, Машенька, ты его, ей - богу, переломила! - услышал как - то вечером Андрей слова тети Агаши. - Не той дорожкой человек пошел, а теперь на добрый путь направляется...
«О ком это она? Уж не обо мне ли?» - с трепетом подумал Андрей.
Он бесшумно опустился на табуретку. Сидел не дыша. Но разговор в кухне пошел уже о другом. Послышалось бульканье воды, звяканье тазика. Маша, видно, мыла волосы. Мыла и жаловалась поварихе, что косы совсем замучили ее. Запылятся за день - никакого спасения нет, а мыть такие - одно наказание. При работе тоже мешают. Распустить нельзя: зацепишься за что - нибудь на комбайне, а сложить на голове - жарко.
- Андрей, вижу, на них косится. Не говорит, а ясно: для чего, дескать, механизатору такие косы?... Помеха одна! Остричь, что ли?...
Андрею показалось, будто лязгнули ножницы. Испугавшись, что с молчаливого согласия поварихи Маша острижет косы, он не удержался и горячо воскликнул:
- Не смей, Маша! Разве можно...
В кухне раздалось громкое: «Ах!...» Послышался звон ковша, плеск разлитой воды.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.