Когда мой брат ушел на фронт, я остался один-одинешенек не только в большом городе, кишевшем потешенным войною людом, но и на всем белом свете.

Перед отъездом брат, угрюмый, немногословный человек, работавший, по нашей семейной традиции, плотником, сказал:

- У хороших людей тебя поселю. Баловать они тебе не дадут.

Он привел меня на окраину города, в дом с палисадником, за которым цвели мальвы, и сдал с рук на руки сморщенной, как печеное яблоко, старухе, бойко сыпавшей словами, точно подсолнуховой шелухой.

- Тебе у нас будет хорошо, - сказала она, провожая меня в комнату, а я смутно почувствовал, что будет наоборот. Привыкший к вольнице неоседлых плотницких бригад, я инстинктивно не доверял домам, где угарно пахло печами, по половикам ходили сонные кошки, на кроватях возвышались горы разнокалиберных подушек, а до углам, точно восковые, стояли фикусы.

Прощаясь, брат, как равному, пожал мне руку.

- Денег тебе не оставлю. Все передам хозяйке. По праздникам будешь получать от нее красненькую. Ну, учись!...

И, не оборачиваясь, ушел по широкой, как площадь, окраинной улице; ушел навсегда из моей жизни.

В первые же дни оказалось, что в доме за палисадником самые простые и естественные поступки считались предосудительными. Нельзя было долго жечь электрическую лампочку, громко разговаривать, смеяться, а тем более приводить к себе приятелей.

Я был рад, когда нашу школу заняли под госпиталь: сокращалось мое пребывание в неприятном доме - мне приходилось идти через весь город в заводской поселок, где мы учились в недостроенном здании техникума, а после занятий можно было не спеша возвращаться окольными путями, играя по дороге в расшибалку с незнакомыми мальчишками или заходить с дружком Сенькой Брагиным к реке, в парк, на вокзал...

Кочуя по стройкам сначала с отцом, а потом с братом, я видел много городов, но ни один из них не полюбил так, как этот. Обилием зелени, многолюдностью, веселым нравом жителей он напоминал приморские города юга, особенно вечером, когда над низкой поймой безбрежно разливался туман.

Мне было интересно бродить по его улицам, заглядывать в окна домов, устремляться вслед за шагающими с песней солдатами. Особенно я любил стоять на железнодорожном мосту и, вдыхая едкий запах угольного газа, наблюдать, как внизу, словно в тесной яме, ворочаются, шипят, кричат на равные голоса темные махины паровозов.

В этом городе с какой - то обескураживающей внезапностью оборвалось мое детство, и под напором событий я шагнул в скороспелую юность военной поры.

Помню погожий день бабьего лета, с прозрачной, студено - хрупкой высью, с летящей по улицам паутиной, с шорохом палого листа на асфальте - день, когда нас, восьмиклассников и девятиклассников, вызвали в городской комитет комсомола.

Оттуда я вышел повзрослевшим на несколько лет. Отныне нам вменялось в обязанность следить за состоянием светомаскировки в городе, и это была не игра, не мелкое общественное поручение, а настоящая должность в штабе местной противовоздушной обороны. Каждый получил именное удостоверение, ночной пропуск и право карать нарушителей штрафом, что особенно поддерживало в нас сознание высокой ответственности и серьезности доверенного дела.

Пряча свои новые документы, я нащупал в кармане... рогатку с тугой красной резиной, с узорной рубчатой рукоятью и, как бы выполняя обряд прощания с детством, незаметно выбросил ее в мусорную урну.

Ночные дежурства еще крепче сдружили меня с Сенькой Брагиным. Теперь у нас была вторая, незримая для других жизнь, которая скрепляла нашу дружбу.

Кто видел затемненный город, лишь случайно засидевшись в гостях и потом украдкой пробираясь домой, тому он мог показаться пустым, враждебным и зловеще мрачным. Но мы ощущали его иным. Шагая по гулким улицам, мы замечали то на мгновение вспыхнувший фонарик патруля, то в какой - то момент тишины и безветрия вдруг улавливали обрывок разговора зенитчиков на крыше высокого дома, то останавливались, испуганные непомерно громким судорожно - сладким зевком дежурного дворника. В это время мы, двое мальчишек в кургузых, поношенных пальтишках, наравне со всеми бодрствовавшими людьми, несущими охранную службу, были в стане хранителей города. Барабаня озябшими пальцами в окна домов, аптек и магазинов, мы предупреждали: «Граждане, будьте бдительны!»

У вокзала, возле мрачных пакгаузов и зерновых складов, на высоком фундаменте из белого камня стоял длинный одноэтажный дом. Дважды мы заставали одно из его окон зиявшим, как светлая брешь в непроглядной ночи, и тут же принимали соответствующие меры: Сенька становился мне на плечи, дубасил кулаком в раму. И тотчас же за окном возникали чьи - то тени и падал, разворачиваясь, рулон Маскировочной бумаги. Но в третий раз мы решили составить акт о нарушении правил светомаскировки. Вошли в сени, нащупали клеенчатую дверь и постучали. Наверно, у нас был очень зловещий вид, потому что девушка, открывшая дверь, отпрянула вглубь прихожей и срывающимся голосом позвала:

- Папа!...

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.