Но Виктор равнодушно выслушал его и съязвил:
- А у самого - то за душой всего - навсего семилетка!
Больно ударили Александра эти слова. Глаза его сузились, потемнели, но Виктору он ничего не ответил.
В этот вечер Саше впервые захотелось идти домой одному.
Он остановился на низком деревянном мосту. Шумела вода у водосброса. Впереди по высокой насыпи стучал длинный товарный состав. Когда промелькнул последний вагон, перед глазами открылись огни Пензы, расстилающиеся по склону холма. Справа, за высоким плотным забором, фабрика. Больше ста лет дымит она высокими красными трубами. На этой фабрике работали сашины отец и мать, на ней работает и Саша с женой. Глубоко вошла фабрика в жизнь Люлькиных. После смерти отца Саша совсем мальчишкой переехал с матерью в Белоруссию. Думал, не увидит больше этих высоких труб. Но окончилась война - и вот он опять здесь и не мыслит себя нигде, кроме фабрики, точно прирос к ней навсегда.
До войны Александр успел окончить шестой класс. Седьмой кончал по возвращении в Пензу, бегая после работы в вечернюю школу. Саша понимает, что семи классов очень мало. Нужно пока хотя бы среднее образование. Фабрика строится, расширяется, приходят новые люди - молодые специалисты. Всё труднее становится руководить комсомольцами: не хватает знаний. Иногда до слёз обидно:
разве не хотелось учиться? Но пока не пришлось. Надо было обеспечивать и себя, и мать, да ещё помогать младшему брату, студенту. Потом женился. Вот уже две дочери подрастают. А на учёбу в средней школе пока не нашёл ни времени, ни возможностей. Больно ударил Виктор, но, выходит, он прав...
В том краю посёлка, что ближе к реке, раскинулась широкая ровная поляна. Тёплый ветер высушил на ней застои талой воды. Бледно - зелёные стрелки молодой травы потянулись к солнцу.
На эту поляну и пришли сегодня комсомольцы фабрики с лопатами, граблями, носилками, чтобы оборудовать спортивную площадку. Вон уже девушки тетрадного цеха пошли с граблями по футбольному полю. А в этом конце площадки ребята начали копать яму для прыжков, расчищать и отмечать дорожки. Два парня из механической мастерской устанавливают столбы для волейбольной сетки. Они разделись по пояс. Крепкие их мышцы тугими комками ходят под белой кожей. Вчера, когда их комсорг Норкин, щуплый, низенького роста юноша, говорил им о предстоящем воскреснике, они не выказывали ни интереса, ни желания, а теперь, увлечённые, работают с радостью.
На площадке высятся горки бурого песка и тирсы. В дальнем конце поляны подпалили кучу мусора. Она не горит, а дымит густым белым дымом, который медленно поднимается а небо.
Саша поспевает везде. На его бледном лице даже румянец выступил, что бывает очень редко, только в минуты большого возбуждения.
На поляне появилась девушка из управления. Она принесла Люлькину записку от секретаря партийного бюро. В записке было написано: «Саша, всё хорошо. Деньги отпущены!»
Люлькин видел, что ребята уже устали, видел, что прядётся организовать ещё один воскресник. Но работы осталось не так много. Только вдохнуть бы сил, воодушевить людей, и площадка будет готова сегодня.
Он поднял маленькую записку над головой и побежал к группе одевавшихся.
- Ребята, дела - то какие! Бутсы, трусы, майки - на все команды! Смотрите!
Вокруг него сгрудились, зашумели - не разберёшь, кто о чём. Но каждому было ясно, что четыре команды будут в полной форме. Этому радовались и футболисты и болельщики.
Известие ободрило всех.
- Ребята! Так чего же вы! - крикнул Саша. - Поднажмём - и хоть сегодня мяч на поле!
- Правильно!
Пока не закончили всех работ, с площадки никто не ушёл.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
К 50-летию II съезда партии
Пьеса Н. Г. Чернышевского на советской сцене