- Тимофей Ильич, слышь? Гони назад!... Назад, говорю, покуда овцы целы.
- Как это назад? - опешил главный. Мокрые пряди его волос липнут ко лбу и вискам, розовая рваная рубаха проточена чёрным бисером пота. - Нешто купка отменяется?
- Как раньше купали, так и будем!
- Ну, нет! С полдороги назад не сворачивают. Ты не горячись, Данилыч, сладим.
- Хочешь, чтоб нас на весь район ославили? - Зоотехник яростно мотнул головой в сторону Карташова.
- А хоть бы и так! - зло и весело сверкнул глазами чабан. - По крайности, люди за наш счёт поумнеют.
Зоотехник тоже озлился:
- Добром не хочешь, так я приказываю!...
- Подь в сторону, Семён Данилыч! - Страшноватой холодности взгляд чабана заставил Злотина попятиться.
- Разве ж это чабаны? - жаловался Злотин несколько минут спустя инструктору. - Коровьи пастухи, чабанят без году неделя.
- Ну, отчаиваться ещё рано!... Зоотехник махнул рукой.
- Обидно: другие нашкодили, а отвечать - то мне придётся. Главное, не могу я себе простить, что поддался. Захотелось быть, как все, на старости лет в смельчаках походить...
- Вы сказали замечательную вещь, - улыбнулся Карташов, - когда - то смельчаки были в редкость, а теперь...
Чабаны с ног сбились, растаскивая овец, а свалка у воротец «предбанника» всё не уменьшалась.
- Молодняк выручайте! - крикнул главный. Он сложил ладони рупором. - Поля!... Мамедыч! Давай на подмогу!...
А с Полей всё это время творилось что - то необычное. Она недавно пришла на овцеферму с тихой табачной плантации и впервые принимала участие в таком бурном, ярком и шумном деле. Крики, свист, звонкий постук колотушек, жаркая суета работы взметнули её душу и понесли. Она бегала по площадке, что - то кричала, размахивала руками, горячий пот заливал глаза, в каплях вспыхивало солнце, а ей казалось, что над поляной льётся золотой дождь. Странное, опьяняющее чувство счастья владело ею. Счастьем было ощущать свою причастность ко всей этой яростной борьбе, счастьем было чувствовать неустанную лёгкость тела, и кричать во всю мочь тоже было счастьем. И было что - то, делавшее все её чувства такими острыми, - первый трепет проснувшегося сердца.
Прибежав на зов главного, Поля увидела Аликпера. В лице его было сейчас что - то упрямое, чёрные глаза сверкали, он чуть не до крови закусил губу, на плечах перекатывались бугры мускулов. У Поли даже холодок пробежал по спине: властный хозяин, властный муж будет в доме...
Она пробралась поближе к Аликперу, нарочно вскрикивала, громко смеялась, стараясь привлечь его внимание. Тщетно! Работа - работой, а мог бы хоть улыбнуться, хоть слово кинуть!... Аликпер верно решил: не любишь - не надо, найдутся другие. Он сильный и красивый. Его любят девушки. Она сама оттолкнула его...
Прикрыв рукой задрожавшие губы, Поля, как в омут, кинулась в овечью свалку. Она схватила за крестец крупную матку, подмявшую под себя ягнёнка, и попыталась поднять, оттащить её прочь. Тяжёлая овца вырывалась из рук, её жёсткая шерсть резала ладони. Поля потянула овцу на себя, запрокинулась назад, ей показалось, что она вот - вот сломает спину. Но отпустить нельзя, овца рухнет на ягнёнка. Слёзы застят ей глаза, и она не видит, почему овца стала вдруг такой лёгкой. Затем, словно сквозь оттаивающее с мороза стекло, зыбко и туманно перед ней возникло встревоженное лицо Аликпера.
- Нехорошо, себя не жалеешь, меня обижаешь! - с укором сказал Аликпер.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
К 75-летию со дня смерти Н. А. Некрасова