Когда на тебеневке бушует буран, на усадьбе коневодческого совхоза Маховушка глухо стонет колокол. Гул меди уносится далеко в степь, и его слышат в табунах за десятки километров от совхоза. Он указывает людям, где, в какой стороне Маховушка, семья, товарищи, тепло родного очага.
Трудно табуну в такую погоду. Закружит ветром снег над землей, лошади прижмутся друг к другу и медленно бредут в подветренную сторону.
На этот раз буран дул двое суток, и все сорок восемь часов сторож Пахомыч и пожарник Аким, сменяя друг друга, дергали за обледенелую веревку, заставляя колокол гудеть.
Пахомыч, косматенький тощий старичок, зябко пряча морщинистую шею в воротник полушубка, бурчал себе под нос:
- И откуда оно берется: несет и несет. Достанется нынче Никите, тяжела тебеневка... А Тучке - то, красавице, срок жеребиться. Как - то она будет...
Пожарник молча слушал Пахомыча и только временами тяжело вздыхал, будто сам в эту минуту бродил с лошадьми по метельной степи.
... Молодой табунщик Никита Пивоваров - рослый, румяный здоровяк, застенчивый, как девушка, - зимовал с табуном не отдаленном пастбище, на ровной, как скатерть, открытой для ветров степи. Вокруг ни холма, ни балочки, ни стога сена. Попробуй укрой в буран лошадей или удержи табун, когда ветер сшибает с ног даже самого косячника - жеребца Нагиба!...
Накануне утром пахнуло теплом с юга. Сторожевой лохматый пес Актай, чуя весну, то и дело катался по снегу, или, как говорил Никита, «принимал ванны». Но когда Никита уже седлал верховую, все неожиданно переменилось. Солнце нырнуло за рыхлые тучи, и они, как клубы дыма, низко и вяло поплыли над озером; повалил снег. Ветер тревожно зашумел камышом, взметнул лошадиные гривы, распушил хвосты, закружился по степи кипящей белой мглой снегопада.
Нагиб, золотисто - рыжий великан, стал теснить маток, осторожно подталкивать грудью жеребят: он сбивал табун под ветер, к пригорку. Лошади быстро сгрудились. Никита вскочил на укрючного, подъехал к Нагибу и ласково, будто обращаясь к человеку, сказал:
- Ну, держись, Нагиб, понесет нас ветром, успевай только поворачиваться.
Табунщик плотно надвинул ушанку на лоб. Вскоре порыв ветра донес первый удар колокола. «Пахомыч звать о себе дает!» - подумал Никита в тепло улыбнулся: этот звук был знаком ему с детства.
Табун двигался медленно. Снег покрывал спины лошадей пушистыми попонами. От разгоряченных конских крупов над табуном клубился пар.
Время от времени раздавалось звонкое ржанье Нагиба, на которое тотчас же откликался весь табун.
Иногда Никита кричал:
- Э - гей! Нагибушка! Идешь?
И трубным голосом отзывался косячник.
Уже смеркалось, когда Никита остановил табун на отдых. От густо валившего снега лошади из вороных, рыжих, гнедых сплошь превратились в белых.
Издалека непрерывно доносился приглушенный зов набата... Стоять на ветру было невмочь. Табун тронулся.
Ночью в кромешной мгле Никита потерял из виду табун и лишь по тяжелому дыханию лошадей и терпкому запаху пота угадывал, что табун где - то близко.
Никита склонился с седла и окликнул собаку:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.