- Я проездом, Катюша... Ты сядь, дочурка. - Опустив руки на плечи Кати, отец осторожно усадил ее на стул и, легко подвинув тяжелое кресло, сел сам. - Говори мне «ты», дорогуша!

... Вскоре вошли мама в своем выходном крепдешиновом платье и переодетый, подтянутый дядя Коля. Но я в таком парадном виде они выглядели серенькими и старомодными рядом с великолепным катиным папой.

За утренним чаем разговор не клеился. Роль радушных хозяев маме и дяде Коле явно не удавалась.

Сразу после чая Борис Демидович изъявил желание прогуляться с дочерью. Николай Андреевич только молча взглянул на Катю. Анастасия Ивановна, казалось, приняла это предложение с чувством облегчения. Катя побежала к себе в комнату и переоделась в шерстяную форму и белый фартук: пусть жарко, но зато так идет к ней.

... Они шли по городу, залитому ослепительно - оранжевым августовским солнцем и ароматом переполнявших газоны цветов.

Катя стеснялась отца, но ей было необыкновенно хорошо: отцовский поцелуй все еще горел на лбу, и нужно было беречь его от шаловливого ветерка, готового сорвать это ощущение и унести в поля, туда, за железнодорожное полотно.

Папа, легко и крупно шагая, хвастливо рассказывал о Москве, посмеиваясь над «провинциальным» городом, где он не был «целую вечность». Катя, подпрыгивая, забегала немного вперед, заглядывала отцу в лицо, ловила каждое его слово. Ей хотелось столько сказать ему о себе, о последнем экзамене, но папа все говорил, говорил увлеченно, сопровождая слова свободными жестами.

Всем знакомым Катя громко кричала: «Здравствуйте!» И это ликующее приветствие звучало так: «Смотрите, какой у меня папа! Хорош? Да?»

Когда вышли за город, папа крепко сжал катину руку в своей крупной ладони, по - мальчишески крикнул: «А ну, бегом, Катюша!» - и молодецки взбежал на железнодорожную насыпь. Катя еле поспевала за ним и от всей души хохотала...

По шпалам они снова шли под руку. В синем небе проплывали облака, солнце румянило и золотило их, но они стыдливо сторонились и, уплывая из - под солнечных лучей, бледнели, голубели...

Из соснового леса, что тянулся по берегу реки, вышел поезд и стал быстро приближаться. Папа резким движением повернул Катю и, увлекая ее за собой, быстро побежал с насыпи. Кате было страшно мчаться, почти лететь с кручи, но она чувствовала подхватившую ее горячую руку - надежную опору - и смело прыгала, обгоняя обрушенные с насыпи камушки. Позади прогрохотал поезд.

Прыгая и смеясь, они добежали до лужайки, окруженной молодым осинником. В зелени осинника, точно редкие яблоки, круглились кое - где пунцовые листья; для них уже закончилось лето. Здесь решили отдохнуть.

Отец, раскрасневшийся и немного вспотевший от бега, снял пиджак и, оставшись в шелковой голубой тенниске, показался Кате совсем молодым.

- Хорошо жить, Катюша? - спросил он, усаживая ее на брошенный пиджак.

- Хорошо! - с наивной простотой ответила Катя. - Сегодня особенно хорошо... с тобой. А так бывает и скучно, неприятности всякие...

- Да - а, - глубокомысленно протянул отец. - Ограниченные, неинтересные люди окружают тебя.

В этих словах, в тоне, каким они были сказаны. Катя почувствовала что - то страшно обидное, оскорбляющее маму и дядю Колю, и ужасно несправедливое, но она подавила в себе это чувство и, набравшись храбрости, спросила отца:

- Папа, а ты возьмешь меня в Москву?.. Ты приехал за мной, да?

Облака соединились в маленькую тучку, закрыли солнце, и шелковая тенниска сразу посерела, и вместе с ней вдруг погас, потемнел отец.

- Катя, - глухо сказал он, - этого нельзя сделать. Ты еще ничего не понимаешь. Подрастешь - узнаешь.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.