Я возвращался в деревню после неудачной попытки отыскать глухариный ток. Накануне в этих местах спугнул глухаря и глухарку, видел свежий след, оклеванную сосну, но тока не нашел. Было досадно: хотелось еще раз на рассвете послушать глухариную «песню».
Отыскав сваленное бурей дерево, я наломал еловых веток, бросил их на землю и привалился спиною к стволу. Спешить было некуда.
Прямо передо мной лежала широкая лесная вырубка. Весна была ранняя. Старые березы, залитые водой, стояли по бокам вырубки голые, а молодые, на самой вырубке, уже одевались нежной зеленью. На разные голоса пели птицы. Огромное красное солнце поднималось из-за горизонта.
Неожиданно до моего слуха донесся какой-то странный звук. Я прислушался. Звук повторился. Он был слабый, робкий, точно плачущий: «ф-н-я-а», «ф-н-я-а». Сняв с плеча ружье и раздвигая кусты, я стал пробираться вперед.
На небольшой полянке, у пня, в сухой прошлогодней траве лежали два маленьких, только что родившихся и еще не вполне обсохших лосенка. От них к чаще, по рыхлой весенней земле, шли некрупные следы лосихи.
Уши у лосят были до смешного огромные, глаза почти бесцветные, ноги длинные, тонкие и гибкие, точно ивовые прутья. Зализанная шерсть на испуганных мордочках блестела на солнце и казалась коричневой.
Почувствовав мое приближение, один лосенок встал, зацепился ногою за куст, тут же свалился и затаился между двумя кочками; другой - покрепче - все же сделал два неуверенных шага и остановился, покачиваясь из стороны в сторону.
Я вытащил аппарат и дрожащей от волнения рукой снял лосят в угон. Редкий снимок! В это мгновение вспомнил, что утром едва не забыл аппарат в деревне. Вот было бы досадно! Желание снимать в таких случаях беспредельно. Прислушиваюсь, не трещит ли по кустам лосиха. С взведенными на всякий случай курками, захожу к лосятам вперед: пробираюсь ближе, становлюсь на колено, начинаю наводить на фокус... Еще мгновение - зверь дернется, и кадр испорчен. Но тут происходит неожиданное: малыши, очевидно, принимают меня за мать. Сначала один лосенок с довольными криками «фняа», «фняа» потянулся ко мне. За ним поднялся второй. Я на коленях отодвинулся назад, стараясь отойти на минимальное расстояние, с которого можно снять, а они, отталкивая один другого, лезли влажными носами в блестящий объектив аппарата!
Случай необычный, хотелось поделиться своей удачей с другими. Взволнованный, я прибежал в деревню, отыскал своих московских товарищей, которые уже вернулись с охоты, и вместе с ними - назад, в лес!
Пообсохших лосят мы нашли на том же месте. Матери опять не было. Они доверчиво шли за нами, и мы вполне могли бы увести их чуть не в деревню. Одного, наиболее шустрого, увязавшегося за нами лосенка даже пришлось взять на руки и отнести назад на полянку. Он жалобно кричал и смешно дрыгал длинными ногами.
В двухстах метрах от старой вырубки, почти параллельно ей, по лесу проходил большак. Временами, нарушая тишину, стучали колеса, доносились голоса ребятишек. И никто из проходящих и проезжающих наверняка не подозревал о появлении на свет еще двух жизней.
К вечеру того же дня, когда мы шли на тягу, «на всякий случай» заглянули на просеку. Лосята опять были одни. Продрогшие, голодные, они кинулись к нам, кричали, лезли мордами под полы наших курток, мотали куцыми хвостиками, потом бежали за нами так, что мы едва от них отделались. Особенно их привлекал овчинный полушубок студента Московского университета Вити Макарова. Видимо, по цвету полушубок напоминал лосятам мать.
Но где же лосиха? Может быть, она погибла? А может быть, запах человека и наши следы отпугивали ее и были сильнее материнского инстинкта? Всякие тревожные мысли приходили в голову: маленькие, беспомощные лосята могли погибнуть от волков, холода, голода, и виновниками этому, по-видимому, были мы.
Тяга была неудачная. Надвигалась холодная, ветреная ночь. Сквозь темные, голые ветви зловещей полосой полыхал закат; по нему то и дело проносились громады причудливых облаков.
Когда после тяги мы сошлись на дороге. Витя сказал:
- Лосиха ночью все равно придет. В округе всюду ее следы. А если не придет, мы завтра купим молока, напоим лосят, потом поедем в Москву в зоопарк и вернемся сюда с машиной.
Но нам не пришлось покупать молоко, не пришлось приезжать на машине. На следующее утро сытые, довольные лосята спали в высокой старой траве у пня, а рядом с ними была видна свежая лежка матери.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.