Товарищи

Ещё во время обеденного перерыва Илько попросил мастера помолчать, не поднимать напрасно шума. Но друзья... друзья - то уж могли бы подождать... могли бы поглядеть, как Илько держит своё слово... Эх, друзья!...

А поделиться своей большой радостью ох как хочется!... Пусть даже с вахтером у проходной.

- Слышишь, дядя, три годовых нормы, вот!

- О! - искренно удивляется вахтер и с уважением смотрит вслед Ильку, фигура которого тает в морозном тумане.

Хотя - часы в проходной показывали около одиннадцати и крепчал мороз, на улицах было необычайно людно. Прохожие шли по одиночке и группами, с пакетами и без них, все были возбуждены, всем было весело...

«Вот - при - дёт - но - вый - год», - казалось, выстукивали каблуки по тротуарам. И чувствовал Илько, как вместо праздничной приподнятости, в его сердце вливается тоненький ручеёк грусти.

«Да, - думал он, - Новый год. А я - один... Эх, друзья! Они не понимают, что один процент надо видеть в масштабе!... Один процент - это тысячи тонн стали! Один процент - это тысячи тонн угля! Один процент... Ганна, Ганна, не думал я, что ты такая...»

Сосед, который уже, видно, побывал на ближних подступах к Новому году, встретил Илька очень приветливо:

- Ключик? Есть ключик... Только - только занёс, длинный такой. Спешил, видно... Ты что, только с работы? Да ну! Три нормы, говоришь?

Это... слушай, человек хороший, я сам рабочий, я понимаю... Ты, вот что, катай быстренько к себе, бегом, умывайся, сбрасывай эту робу и одним духом ко мне... Понял?.. Да ты, человек хороший, долго не думай, время не ждёт... Давай, давай! Три годовых нормы - это понимать надо!

Илько шёл к себе наверх, беспредельно взволнованный. Вот ведь сосед совсем незнакомый, можно сказать, посторонний человек, а как понимает, как приглашает - совсем как родной! Вот он, настоящий советский человек!... А друзья!... Эх, друзья!... А может быть, и не стоит идти к ним?..

Так, охваченный сомнениями, Илько дошёл до своей квартиры. Нащупав замочную скважину, он машинально вставил ключ, повернул его, толкнул дверь и... невольно подался назад. Навстречу ему несся дружный хохот. Илька подхватили, затащили в комнату, вертели, толкали, целовали...

Все, все здесь! И Вася Богданов, и Ганна, и Зося, и Ивась... Посреди комнаты стояла скромная, маленькая, но такая искристая, такая хорошая ёлочка.

- Понимаешь, Илько, - попискивал Ивась, помогая товарищу умываться, - понимаешь, это всё Ганна и Вася придумали... и мы с ними... Мигом всё в кошёлки и в чемоданы - и айда к тебе... Идём толпой, а люди все на ёлочку оглядываются, смеются... Ну, мы ничего, только опоздать боялись. А вдруг ты раньше придёшь...

Через четверть часа Илько, умытый, переодетый, вместе со всеми приблизился к сияющей ёлочке. Вася Богданов, взяв в руки бокал, начал торжественную речь:

- Товарищи юноши! Товарищи девушки! Дорогие друзья!... Сегодня все советские люди подводят итоги своих дел, своих достижений за старый год... Подводят итог для того, чтобы в наступающем новом году добиться ещё больших побед. В эту минуту (тихо, друзья, тихо!), в эту минуту я поднимаю бокал за лучшего среди нас, поднимаю бокал за...

Но Илько, догадавшись, что речь будет идти о нём, вежливо, но твёрдо перебил Васю. Звонким, взволнованным голосом он сказал:

- Нет, товарищи, нет! Наш тост не за одного. За мастеров угля, стали, за машинистов, за штурвальных, за тех, кто сегодня несёт новогоднюю вахту!... Пусть сейчас им будет тепло на сердце... Слышите вы нас, товарищи, соратники наши боевые? Мы с вами! Привет вам, привет!...

Тихо - тихо, необычайно тихо зазвенели бокалы. Юноши и девушки на минуту притихли, задумались.

Ганна ничего не сказала, Ганна только посмотрела в глаза Ильку. И взгляд её был так ослепителен, так светел, что Илько даже зажмурился... Ах Ганна!...