Выждав с полминуты, петух забормотал, приумолк, вновь забормотал, но уже громче, яростнее, чуфыкнул, ещё чуфыкнул и забил крыльями. То шипящие, то сдержанные, напоминающие воркование голубя звуки следовали непрерывно. Всё это загадочно близко, Алёша слышал, как крылья чертили по земле.
Ещё два петуха один за другим сели шагах в сорока от шалаша. К этому времени рассвело настолько, что Алёша их ясно видел. Ток вокруг шалаша завязался.
Косачей на токовище прибавлялось. Алёша слышал, как они садились, не смел повернуть головы и от волнения неясно соображал, сколько же слетелось тетеревов. Чуфыканье и бормотанье раздавались вокруг, в стороне нежно и призывно квохтали тетёрки.
Ближний косач вдруг перестал токовать, Алёша непроизвольно повернул голову и в свете раннего утра сквозь еловые ветви увидел красавца близко, точно это был домашний петух. Иссиня чёрный, как из воронёной стали, щеголеватый самец сидел, настороженно вытянув шею. Круглый блестящий глаз из - под пурпурной дуги испуганно смотрел в сторону человека, стараясь разрешить трудную загадку шалаша.
Видение было мимолётно. Косач стремительно взлетел. Быстро махая короткими крыльями, он направился к лесу, планируя, мелькнул и исчез между макушками. Все тетерева вокруг шалаша смолкли, Алёша различил гул большого тока в стороне, где сидел Юрий Иванович. «А мои улетят, все улетят! - с завистью подумал Алёша. - Прощай, ток! Один был рядом! Рукой достать...»
Но черныши усидели. Они долго тянули шеи, постепенно успокоились, один за другим начали бормотать, чуфыкать, и мало - помалу ток возобновился.
В янтарь окрасилось небо на востоке, чётко обозначились макушки елей, будто чёрной тушью вычертили тонкие, безлистые ветви чернолесья. «Пора или ждать ещё?» - старался припомнить Алёша наставления Юрия Ивановича.
Два косача слева от шалаша, чертя крыльями, часто подпрыгивая, постепенно сближаясь, намеревались, видимо, вступить в драку. Алёша осторожно поднял ружьё и сквозь одну из узких бойниц старательно выцедил ближнего косача. Коротко прогремел выстрел бездымным порохом, и петух ткнулся грудью в землю.
Разминая затёкшие ноги, Юрий Иванович с парой чернышей в ягдташе шёл по полю, залитому косыми утренними лучами. Блестели капельки росы, под лесом в длинных ещё тенях белел иней, над рекой стелился туман. Издали заметил Юрий Иванович убитого косача и торжественно поздравил Алёшу с «первым полем».
- Юрий Иванович, что тут было! - захлебываясь, рассказал Алёша, вылезая из шалаша. - Один ведь рядом подсел, рукой достать, слышно было, как крыльями чертил!...
Жаворонки пели в лазури, кроншнепы заливались на лугах, ещё доносилось издали бормотанье отдельных тетеревов. Красное весеннее утро разгоралось во всём великолепии, и Алёша неохотно вспомнил о возвращении в деревню. Но Юрий Иванович, оказывается, и не думал о ней.
- Теперь на разлив, - сказал он. - Шалаши на селезня люблю строить неспеша, загодя, потому что шалаш на селезня - целое сооружение. Это не то, что для тока ткнул десяток веток - и ладно...
Они пошли наискось через поле к поблескивающей вдали и очищавшейся от тумана глади разлива.
Под одиноко растущим на пригорке красавцем - дубом Юрий Иванович снял сапоги и, к великому удивлению Алёши, в одних носках начал взбираться на дерево.
- Нужно посмотреть, много ли воды на дальних лугах! - крикнул Юрий Иванович, достигнув верхних ветвей.
Он закурил, достал бинокль и не спеша принялся осматривать окрестности. Задрав голову, Алеша прислушивался к доносившимся сверху замечаниям, вроде того, что: «а за Берёзовым островом всё залито» или «Эх, и уток в устье Солодошки!»
Алёша освободился от ружья и ухватился за нижний сук.
Скоро кандидат наук и Алёша сидели рядом на ветвях и поочерёдно подносили к глазам бинокль.
- На Берёзовом острове поставим один шалаш, в устье - второй, - почти мечтательно говорил Юрий Иванович. - В устье лет восемь назад слетелось ко мне сразу шесть селезней. Это такая, Алёша, картина - век не забудешь! - продолжал Юрий Иванович с горящими глазами. - Подсадная утка у меня была исключительная: тульская - маленькая, голосистая!. Лучше тульских уток я не видывал... Пришёл я на вечернюю зарю, высадил. Только утка крякнула, слышу шарпит селезень. Едва успел влезть в шалаш, селезень тут как тут. Сейчас же ещё пара... Там рядом лесное болото; в нём покинутые селезни дневали: утки стали уже садиться на яйца. И налетело к моей крякуше шесть штук. Нет птицы наряднее селезня в весеннем, брачном оперении, и вот вьются над моим шалашом шесть огромных изумрудных мотыльков, сверкают на вечернем солнце, дерутся в воздухе, а не садятся.
- Так ни одного и не взяли? - спросил Алёша.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.