«Светлый» - комдив.

Свободный выход из боя - маневр победителя - ведущий выполняет его с шиком. Он отрывается от «противника» вверх, переворачивается на спину и со свистом, рассекая воздух, почти отвесно несётся к земле.

Над командным пунктом танкистов мы проходим бреющим. Неожиданно слышим далёкое и незабываемое:

«Маленькие, спасибо! Хорошо прикрывали».

Чкалов жив

«Кажется, что он не погиб, а только вышел из кабинета. Но фотографии на стенах, женский беспорядок на письменном столе и сама женщина - жена, постаревшая за три года на десять, - говорят о том, что он никогда не вернётся.

Он не вернётся, но она говорит о нём, как о живом. Я не слышал такой фразы:

- Валерий Павлович был талантливым лётчиком...

В её изложении она звучала так:

- Валерий Павлович - лётчик большой судьбы.

Слова «был» - нет. Это не случайно. В доме живёт воспоминание на правах человека». Эти строчки были записаны мною шесть лет назад. Незадолго перед войной мне случилось побывать у Ольги Эразмовны Чкаловой. Об этом посещении и о строчках, оставшихся после него в блокноте, вспомнилось мне совсем недавно.

Случилось это так.

... Утро синее - синее. Ещё свежо: солнце только поднялось. Разноголосо звучит аэродром: пробуют моторы. Сегодня намечается большой день - тренировка к традиционному параду.

К бетонированной дорожке подруливает дымчато - серый остроносый «Як». Иван Юркевич просит старт. Короткий разбег - и машина в воздухе. Набирая высоту, лётчик выходит на центр аэродрома. Ровно гудит мотор; Юркевич примеривается, выжидает мгновенье, другое и вдруг, решившись, делает первый росчерк: машина опрокидывается на спину, отвесно летит к земле, выравнивается в считанных метрах над стартовой дорожкой и снова идёт вверх, оборачивается в восходящей бочке, замыкает петлю. Наращивая темп, нижет лётчик фигуру за фигурой. Двойной иммельман, переворот, серии восходящих бочек, и снова вниз, а земля рядом, ошибка в полсекунды - смерть. Комплекс за комплексом, фигуры всё сложнее, темп выше и выше. Струи срываются с консолей. Перегрузка вдавливает лётчика в сиденье, наваливается на плечи, слепит, мешает дышать, но фигурный каскад не убывает, растёт, ширится.

Мы стоим, как зачарованные, вслушиваясь в эту удивительную песню мужества, скорости и красоты.

Наконец Юркевич приземляется и заруливает на стоянку. Он вылезает из кабины измученный, потный и счастливый. Возбуждённые, кольцом окружают его друзья. Начинается обыкновенный послеполётный разговор, разговор, в котором язык и руки пользуются совершенно равными правами.

В стороне стоит и наблюдает всю эту сцену старый, видавший всякие авиационные виды техник. Он славится золотыми руками и злым языком. Вряд ли кто - нибудь из лётчиков может похвастаться его признанием. Его любимая присказка звучит примерно так: «Кто лётчик? Ты лётчик? Чкалов - лётчик. А ты...»

Неожиданно «старик» решительным шагом направляется к Юркевичу. Подходит, говорит: «До сих пор думал: один на свете пилотажник. Теперь вижу двое есть: Чкалов и ты».

Так и сказал «есть».

Мне подумалось: «Чкалов жив не только для семьи, не только Ольге Эразмовне ненавистно слово «был» - весь народ не хочет в него верить, в это жестокое, глупое «был».

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.