Еж очнулся от дремоты и зашевелился. До него донёсся острый запах лисы. Еж тотчас свернулся в клубок, иглы на нём поднялись, и он предостерегающе зашипел.

Лиса решила, что подкрадываться к ежу ей незачем. Одним прыжком она перескочила нижние ветки кустарника и вмиг очутилась над ежом. Он зашипел ещё громче, уверенный в своей неуязвимости, готовый иглами встретить врага.

Лиса, встав на задние лапы, передними лапами осторожно прикоснулась к ежу. Снова раздалось шипенье, но лиса не испугалась. Она перевернула замершего от страха ежа на другой бок и покатила его вдоль дорожной колеи.

Затаив дыхание, мы смотрели на лису и ежа.

Лиса подкатила ежа к глубокой выбоине в дорожной колес, наполненной дождевой водой. Оглянувшись, но не увидев и не почуяв нас, лиса толкнула ежа, и он скатился в выбоину; попав в воду, ёж опустил иглы, начал шевелить лапками и вытянул шейку, готовясь выплыть, но того-то лисе и надо было. Она приготовилась к последнему прыжку, чтобы вонзить в шейку ежа зубы.

Степан Иванович быстро поднялся и громко свистнул. Лиса отпрянула и скрылась. Еж выкарабкался из выбоины и побежгл в кусты.

Степан Иванович сел на кочку и задумался. Он долго молчал и затем сказал:

- Я вот часто ночами не сплю, а зимние ночи, знаешь, у нас в лесу тянутся без конца... Всё ворочаюсь на лежанке, всё сынка вспоминаю своего. А если засну, он появляется передо мной и всё зовёт меня то лес палить, то на сплав, да улыбается мне, и... от меня уходит... Хороший был он мастер, работящий лесовой человек... Смеляга парень... Здесь в славе был и на войне «Славу» заслужил первой степени...

Старик Ширяев сорвал росший у его ног цветок, дрёму с кровавокрасными серёжками, и, будто разглядывая его, чтобы не смотреть на меня, с грустью говорил:

- И просыпаюсь среди ночи, и уже не сплю до света, и всё думаю: моего сына убил проклятый немец, и кто, думаю я, заменит меня, кто моё лесовое уменье переймёт?

II

Неподалёку от нас, за речным поворотом, на реке раздалась песня. Девичий голос запевал частушку-самоскладку, слова которой иногда рождаются во время самого пения. Под такие частушки в муромском крае танцуют «елецкого» на вечеринках и на праздниках.

Девичий голос старательно выводил начальные слова песни, пел задумчиво и нежно:

«Я девчонка молодая - Родом из-под Мурома...»

Песня невидимо приближалась к нам.

- С верхних рюмов девушки наши плывут! - сказал, очнувшись от раздумья, Степан Иванович. - Пойдём на берег.

Взяв за ремень ружьё, Ширяев вскинул его на плечо. Пробираясь сквозь приречные кусты, мы спускались с обрыва на узкую песчаную косу.

Удивительное зрелище открылось нам. Из узкой извилины реки, из кривули, под склонившимися над водой с обеих сторон серебристыми ивами, словно из-под навеса, в большую круглую заводь, как на авансцену театра, вплывал маленький плот. Он был, видно, наспех сколочен на верхних рюмах. Его недлинные сосновые мокрые брёвна сияли на солнце, словно покрытые чёрным лаком. Посредине плотика возвышался тонкий шест. На шесте, поддуваемые свежим ветерком, развевались девичьи кофточки - яркосиняя и золотисто-жёлтая. К шесту лычинками были привязаны два топора и пила.

Плот медленно приближался к нам, а на нём с упоением плясали «елецкого» две девушки: одна - высокая и черноволосая, другая - небольшого роста, рыженькая, с косичкой. На них были надеты венки, сплетённые из цветов ромашки.

Девушки пели свою частушку и плясали, а плотик ходуном ходил под ударами девичьих ног. Из-под плотика выбивались маленькие волны и пенились вокруг белых речных лилий.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.