Сутра небо было покрыто сплошными тучами. Не переставая, моросил холодный, мелкий дождь. Во многих окнах виднелись зажжённые свечи, хотя пушка в Петропавловской крепости только что возвестила полдень.
В кабинете Пушкина топился камин. Кусок ещё не сгоревшего полена вывалился сквозь решётку и дымил, словно кадильница. От едкого дыма у Пушкина появилась резь в глазах, но, увлечённый работой, он думал, что глаза слезятся от усталости. Вчера поэт работал заполночь, а с шести часов утра уже снова сидел за письменным столом. Нетерпеливое желание писать Пушкин ощущал неизменно и всегда каким - то внутренним, безошибочным чувством угадывал приближение конца произведения, над которым работал.
Сегодня, именно сегодня, 19 октября, он закончит «Капитанскую дочку» и, прежде чем отправится к Яковлеву на юбилейный «лицейский»
обед, сам отвезёт эту рукопись цензору. Задержка только за последней главой. Остальные уже в типографии, где печатается очередной номер «Современника».
Весь стол, стоящие рядом кресла и диван были засыпаны страницами рукописи со множеством поправок, перечёркнутых строк, вставок и сносок. Чернильница вся забрызгана чернилами, и даже мордочка украшающего её негритёнка тоже замазана чернильными пятнами.
На полу валялись огрызки гусиных перьев, и дувший из - под дверей сквознячок шевелил на них необорванные пушинки.
Пушкин ещё и ещё раз просматривал некоторые страницы рукописи.
- Эти во всяком случае следует убрать, - вслух проговорил он, - всё равно их цензура ни за что не пропустит, - и он осторожно извлёк из «Капитанской дочки» страницы с описанием казни деревенского бунтаря.
- Гусей дразнить не для чего! - вздохнул он и, встав из - за стола, залпом выпил стакан воды с крыжовничным вареньем.
Пройдясь несколько раз из угла в угол, он задержался у связанных столбиками книжек «Современника». Приподняв с трудом одну из этих связок, Пушкин подумал с горечью:
«Булгаринские «Пчёлы» разлетаются по России трёхтысячными роями, «Библиотека» Сенков - ского едва ли не вдвое больше, а мой «Современник» явно оставляет читателя равнодушным! И то сказать, что в нём интересного, если издатель не предоставляет ни модных картинок, ни пошлых любовных интриг!...»
Ещё раз оглядев тугие связки своего журнала, Пушкин наглаз определил, что нераспроданных книг осталась добрая половина.
«Но, может быть, выручит четвёртый номер, - думал поэт. - Со всех сторон слышу, что «Капитанской дочкой» многие интересуются. Не забыть бы только во - время оплатить типографские счета! Когда, бишь, им срок?»
Пушкин вернулся к письменному столу и открыл боковой ящик, в котором хранились деловые бумаги. Вот они, скреплённые медной клешнёй, многочисленные счета... Крупные, мелкие, срочные, настойчивые, требовательные, сопровождаемые письмами...
Отобрав типографские счета и бросив остальные в стол, Пушкин долго стоял в глубокой задумчивости. Потом провёл по лицу руками, как будто снимая с него паутину, и снова взялся за перо. Быстрые строки ложились на бумагу ровными полосами:
«Рукопись Петра Андреевича Гринёва доставлена была нам от одного из его внуков, который узнал, что мы заняты были трудом, относящимся ко временам, описанным его дедом. Мы решились, с разрешения родственников, издать её особо, приискав к каждой главе приличный эпиграф и дозволив себе переменить некоторые собственные имена».
Поставив дату: «19 октября 1836 года», Пушкин подписался: «Издатель» и положил перо. «Так будет ладно. Пусть читатели судят, как захотят: не то я и на самом деле только издатель, не то я сам всё это сочинил».
Подождав, пока высохнут чернила, он ещё раз перечёл последние страницы, сделал кое - какие поправки и, наконец, свернул рукопись в трубку и перевязал её попавшейся под руку верёвочкой;
Кликнув Никиту, он велел подать сюртук:
- К обеду пусть меня не ждут. Скажешь Наталье Николаевне, когда она проснётся: я обедаю нынче по случаю лицейского юбилея у Яковлева.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.