Молодежи сегодняшнего дня мало известен опыт большевистского подполья в годы гражданской войны, этот опыт изобиловал массой напряженных моментов, в которых требовалась решительность действий и оценок. Автор очерка «О русых пареньках» делится своими переживаниями тех лет. Эрдберг рассказывает прошлое так, что оно срастается со многими вопросами нашей современности.

Ты спрашиваешь меня, почему я так глубоко верю в каждого из этих русых пареньков, которые ходят к нам в клуб.

Странный вопрос! Неверие в людей, болезненная подозрительность - это то, что осталось нам в наследство от прошлого, когда «человек человеку был волк». Но я все же хочу рассказать тебе, как это со мной случилось...

Федор - Броневик

В 1918 году я считал себя ярым большевиком, был уже «организованным», с пеной у рта бросался на всякого, кто сомневался в «ренегатстве» <текст утерян>

или осуждал «разгон учредилки»...

в марте месяце наш город был занят немецкими оккупационными войсками, тяжелой поступью они прошли по улицам, запыленные, серые, с винтовками за плечами и тяжелыми пулеметами.

Красные флаги были сорваны, в городе стало жутко, тихо и сиротливо, многие из наших юных товарищей были арестованы. Прошло довольно много времени, прежде чем я нащупал связь с подпольной организацией и как - то вечером направился в рабочий клуб, где меня обещали свести с начальником штаба боевой дружины... В «чайной комнате» клуба было темно, как в аду, когда меня повели за груду запыленных декораций, и мой спутник сказал мне: «Вот, товарищ Фед... Федя, я привел Эрдберга».

Кто - то взял меня за руки и подвел к окну. С улицы проникал неверный мигающий свет газовых фонарей: передо мной стоял юноша лет 18 - ти, коренастый, сильный, с грубым лицом, в серой рубашке и пристально смотрел на меня.

- Где же ты прятался до сих пор? Поздно пришел...

Это было для меня хуже пощечины. Я думал, что иду на «геройство», на «подвиге.

Шутка сказать: подпольная боевая дружина. Впервые в жизни я спускался в такое глубокое подполье. Ведь это не то, что переписывать в классе под партой за пару недель до Февральской революции глупую прокламацию в день открытия Государственной думы. И вдруг: «Где ты прятался?»

Так я встретился в этом году с Федором - «Броневиком», как его называли. Я сразу настроился враждебно к нему. Но потом, когда нам пришлось вместе пробыть много месяцев в подполье, я раскусил его. По сегодняшний день я не знаю, кем он был: металлистом или швейником. Но и металлисты и швейники считали его за «своего». Со всеми одинаково суровый, он был вместе с тем самым добрым парнем, которого мне только пришлось видеть. В тот вечер, когда мы с ним встретились, он только что вышел из тюрьмы.

И вот вдруг появляется гимназистик и просит связи в тот момент, когда группа товарищей уже успела посидеть и выйти из тюрьмы. Этого «Броневик» не прощал, но он умел прощать другое. И вот что...

Через несколько месяцев войска, тогда «красного» атамана Григорьева, вновь стали приближаться к нашему городу. Рабочие восстали, вооружились, боевые дружины вышли на улицу и ввязались в бой с оккупантами. Наша боевая дружина заняла большой особняк у спуска к морю и, когда в городе уже немного успокоились, патрулировала по прилегающим улицам.

Он меня ограбил!

День выдался особенно неспокойный: утром на улице была большая перестрелка, вечером нам пришлось разоружить часть нашей собственной боевой дружины, состоявшую из случайно примкнувших к нам людей, а ночью Федор затеял обход района. Он выбрал человек 10, большей частью из «комсостава», заставив всех, хотя мы были «комиссариками», стать в строй. Под проливным дождем, в кромешной тьме мы рассыпались цепью и двинулись вниз по улицам.

Через полчаса мы услышали какой - то шум и, подойдя ближе, увидали матроса - огромного детину, который широким австрийским штыком взламывал доски газетного киоска. Мы арестовали матроса и с двумя нашими ребятами отправили его к нам «в штаб», хотя он шумно протестовал, заявляя, что мы имеем право отправить его только в штаб его отряда.

А, пройдя еще полверсты и напряженно прислушиваясь к беглой перестрелке, где - то в соседних улицах, мы натолкнулись на господина в котелке, который стоял в нише каменного дома и жалобно хныкал. «Что случилось?» - « Меня ограбили...» - «Не лазь, рыбий глаз, по улицам», бросил Федор. Однако, забрали с собой и «господина». Под утро вернулись в штаб. Наш «господин в котелке», увидев плененного нами матроса, стал показывать на него и кричать: «Он меня ограбил».

Матрос невозмутимо храпел, раскинувшись на бархатном диване.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.