Хорошо поется у спокойной реки в тихий августовский вечер! Слово взлетает, звеня, и еще не растает одно, как его догоняет другое; слушаешь песню, и, кажется, с нею можно уйти далеко - далеко. Патронные коробки - и те становятся легче, и быстрее пулемет катится - по топкому песку.

«Ровесник мой тополь, мы молоды оба.

равно,

И поровну сил нам, быть может, с тобою

дано...».

Уже предутренний туман стал над порозовевшей рекой, когда боевой комсомольский десяток пришел на Увек. Паром перевез ребят за Волгу.

Запасные пути на станции поросли высокой травой. Комсомольцы втащили свой пулемет в теплушку, машинист дал пронзительный тонкий свисток, высунулся из окна будки, прокричал весело: «Берегись, задавлю!» - и тронул паровоз с места. Уже за стрелкой паровоз задохнулся, стал и, словно подумав, двинулся дальше, уныло погромыхивая на стыках рельсов.

- Ну - ка, теперь признавайтесь, - сказал Афанасьев, - кто из вас умеет стрелять из пулемета?

Оказалось, пулемета не знает никто.

- Дело нехитрое, разберемся, - решил Афанасьев и лег на пол подле «максимки», осматривая и ощупывая пулемет со всех сторон. Глаз у Николая был к машинам привычен, он» умел понимать их, и казалось, что по винтикам и мельчайшим деталям он читает машину как книгу. Дома, в Москве, Николай мальчишкой стал работать в слесарной мастерской на Сущевском валу; в пятнадцать лет пошел на за. - вод, в восемнадцать - на фронт.

- Отвертка, брат, - великое дело, - бормотал он, бережно раскладывая разнокалиберные винтики, пружинки и стальные частицы по дощатому полу теплушки. - Мой мастер всегда говорил: «Отвертку всегда с собой носи: она многое понять помогает...»

Николай говорил сам с собой и пристально рассматривал отвинченную пластинку. Он искал и находил тайную связь между всеми частями новой для него машины, видел как бы цепь живых мускулов, в которой одно звено, придя в движение, отдает приказ другому, и так нарастает сила, толкающая пулю в полет.

Пулемет Николай разобрал и собрал снова.

- Хитро, но ясно, товарищи пулеметчики, - сказал он друзьям, и они сели у двери, свесив ноги наружу. Сухая, сожженная солнцем степь тянулась вдоль пути.

- Гитарку бы, - сказал Николай и запел:

«Ох ты, поле, поле чистое, степь саратовска!

Ничего ты, июле, не породило,

Ни травоньки, ни муравоньки, ни лазоревых цветов...»

Он вдруг оборвал и сказал негромко:

- Вот, думаю я, ребята, поем мы песни, а кто их складывал и когда, - неизвестно. Может, шел человек по полю сто лет назад, шел - шел, поглядел вокруг себя и затосковал: ширь какая, а воли нету. Про волю в старых песнях слова печальные. А мы глядим, и, куда только глаз достанет, все наше. Вот она - воля!

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.