В тюрьму

Выстроивши гуськом, между двумя рядами жандармов, их повели вправо от суда, в тюрьму. Впереди шел Пожёлло. Его широкая спина заслоняла второму - Самуилу Черному - дорогу, усыпанную белоснежным пологом.

Пушинка снега скользнула по лицу Черного. Вздрогнув, словно от прикосновения чего - то живого, он хотел было охватить лицо руками, но вспомнил кандалы, сковавшие руки, опустил их... Шли молча. Каждый думал свое, затаенное. Когда подходили к тюрьме. Черному врезалась в память мысль: «а ведь в последний раз!»

... Хлопнули металлические двери. Их разделили по камерам. Черного с Грейнфенбергером.

Письмо Карла Пожелло

Карл Пожелло кончил писать письмо товарищам на воле. Последнее письмо. Оно дышало спокойствием революционера, жизнь которого ни на шаг не перестает биться с революцией за стенами тюрьмы.

Товарищи! По постановлению военно - полевого суда от 24 декабря 1926 г. мы, четверо, приговорены к расстрелу: Карл Пожелло, Иосиф Грейнфенбергер, Казис Гедрис, Самуил Черный. Из хода суда было видно, что правительство, не считаясь ни с чем, решило нас уничтожить. Судили, совершенно не считаясь со своими законами за старые времена, которые были покрыты законами об амнистии. Обвинение - явная провокация, будто мы готовили во время рождества или на новый год восстание. Свидетелями, которые не умели хорошо провоцировать, были охранники: Лабанаускас, Норвайша, Шавинис, Тамашаускас и др. Мы выявили на суде провокационность всех их показаний, особенно относительно переворота якобы, организуемого во время рождества. Что касается борьбы против независимости, мы указали, что как раз мы изо всех сил боролись против тех, кто хотел продать Литву польским империалистам. Но эти наши речи были излишними, так как приговор, очевидно, уже был заранее вынесен.

Приговор все выслушали спокойно, немело все идут умирать.

Шлем пожелания всем товарищам работать и победить.

Карл.

Предсмертные тюремные записки тов. Черного 25 декабря

... В ночь после смертного приговора я спал совершенно спокойным сном; мне снилось, будто я благополучно удрал из тюрьмы.

6 часов утра. Я совершенно спокоен; аппетит у меня хороший.

8 часов. Моя благодарность и сочувствие знакомым, которые пострадают из - за меня в связи с моей смертью... Никакой надежды остаться в живых у меня нет.

8 с половиной часов. Мне очень больно, что родители будут страдать из - за меня. Хотелось бы материально им помочь, но, к сожалению, совершенно бессилен. Единственно, что я могу им оставить - это вещи, которые на мне. Для меня совершенно безразлично, в чем я буду лежать после смерти. Слова я эти пишу, не ощущая ни малейшей тревоги в душе, даже рука не дрожит, ибо я знаю, что умираю за великое дело, за которое лучшие и мудрейшие люди общества отдают свою жизнь. Я отнюдь не намерен ставить себя рядом на одну доску с ними. Мне далеко до них. Но я стремился стать таковым при помощи учебы и работы для общества.

Когда пришел рассвет...

Не спалось. Вот - вот они придут. Хотелось встретить их спокойно, без испуга. Скрипнула где - то дверь. Они? Шаги приближаются к двери. Они? Скрип сапог слышен уже вдали. Нет, не они...

В 4 часа 30 минут вместе с первым бледным от сырости лучом утра за ними пришли.

Выводили по одному. На широком тюремном дворе, оцепленном жандармами их выстроили шеренгой. Прощались молча. Только Пожелло, самый старший из четырех, ласковым взглядом глянул на Черного, самого младшего.

Самуил улыбнулся в ответ. «Ничего, - отвечал он улыбкой и глазами, - ничего, я не сдам».

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.