Из воспоминаний о первых днях Наркомата Госпризрения
После великого дня перехода власти к советам многим из нас пришлось брать наркоматы без промедления, ставить работу. На мою долю выпал Наркомат Государственного Призрения, громоздкий наркомат, составленный из самых несовместимых и мало соприкасающихся частей. Увечные воины и воспитательные дома, институты для девиц и колонии прокаженных, богадельни для старушек и монопольная государственная фабрика игральных карт, приют для сирот и протезные мастерские, санатории для туберкулезных в Финляндии и Крыму и родильные дома, пенсионное дело (вдовам, отставным сановникам и т. д.) и больницы для умалишенных и т. д., и т. д. Целое государство - в государстве.
У Наркомата Госпризрения было более средств, чем во всех остальных наркоматах - наличные фонды в несгораемой кладовой и текущие счета разных «Татьянинских» и «Ольгинских» комитетов.
Средства были, но людей, живого рабочего материала - наперечет. Чиновники Министерства Государственного Призрения демонстративно единодушно покинули здание, когда мы, несколько человек большевиков, гораздо более опытных в деле разрушения буржуазного строя, чем в деле строительства нового, социалистического общества, пришли занимать бывшее министерство на Казанской улице в Петрограде. Пришли без охраны, только с твердой уверенностью, что надо строить советские отделы по - новому, в интересах трудящихся, по линии социализма. А работа так и прет на нас. Запросы со всех концов на денежные ассигновки, на руководство. Что делать? Где спасение? Прибегли к первому, верному в те дни средству: самодеятельности масс. Рабочую ячейку, главу, составлял совет при наркоме - преимущественно делегаты от младших служащих, те, что присмотрелись к работе старого министерства, знали хоть, где концы найти. Но привлекли и спецов - докторов, педагогов, юристов.
Один из курьеров пять ночей не спал - сторожил здание, чтобы ночью не обокрали. Охраны никак добиться не могли. И в самом деле: ни одной пишущей машинки, ни одного карандаша со столов не пропало.
«Народное добро - наше добро». Берегли, следили ревниво и твердо.
В валах, на лестнице гудит народ. Те, кого безжалостно топтала жизнь при царизме и не сумело оградить Временное правительство: матери с младенцами, сироты с улицы, старушки убогие, слепые, прокаженные, вдовы - солдатки, а впереди всех нервно - возбужденные, обездоленные голодовкой, неустройством при керенщине, увечные воины - без ноги, без руки, без глаз.
Галдят, требуют, грозятся...
Тут аппарат ставить надо, а масса с ее требованием во все двери ломится, масса обозленная, обездоленная, чего - то ждущая от большевиков и все же нам не верящая. Не наша масса. Не рабочая. Серое крестьянство в солдатских шинелях, мелкая городская обывательщина, обнищалая и голодная...
Но напористее всех инвалиды войны. У них свой союз, они организованы и действуют твердо, напористо и настойчиво. От их требований не уйдешь.
А требуют они прежде всего - и справедливо требуют - крова. Искалечила их, изувечила империалистическая война. А теперь, как сор ненужный, выбросила на улицу. «Вот тебе и герой! И вот тебе и награда за защиту отечества! Да будь оно проклято, это отечество! В село бы назад... Да там кто меня теперь, увечного, кормить станет?..»
Жутко вспомнить эти бледные, синеватой бледности лица, с глазами, в которых так и застыл ужас войны. Нервные, издерганные, обидчивые, жалкие. Все больше крестьяне, со всех концов России. Действительно положение трагическое. В Совнаркоме провожу повышение пособия увечным. Декрет успокаивает на время. Но цены в городе растут и растут.
Число увечных в городе все прибывает. Нет жилья. Спят на морозе.
В первых числах января наш совет при наркоме решил: надо в первую очередь найти помещение для инвалидов войны. Иначе - положение становится опасным.
Ни жилотдела, ни иного органа, через который бы можно найти помещение! Ищи сам.
Поехал секретарь совета т. А. Цветков на разведки.
Возвращается с докладом: нашли удивительно приспособленное помещение. Все тут есть: отдельные комнатушки, столовые, кухни, полное оборудование и, что особенно важно в этот голодный период - запасы продовольствия.
Где же это такая благодать?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Простой рассказ о том, как из пионера я дорос до члена партии