Лето 1938 года, поездка в Брюссель на международный конкурс пианистов и возвращение в Москву надолго останутся в моей памяти. Я видел Париж - «столицу мира», как говорят французские патриоты, видел Брюгге - «город мертвых», описанный Роденбахом, видел многие бельгийские города. Красивые города, и у каждого свое лицо, своя, неповторимая индивидуальность, а впечатление, в конце концов, однообразное. В каждом городе два мира: мир богачей и мир бедняков. И это впечатление остается в памяти ярче великолепных музеев, изумительных архитектурных памятников старины...

В Москву мы вернулись перед самыми выборами в Верховный Совет РСФСР.

В эти дни было особенно заметно, что вся страна живет одной жизнью, что весь народ стремится к одной, общей цели. И настоящую гордость за свой успех на конкурсе я испытал именно в Москве. Я как - то лучше почувствовал, что действительно справился со своим делом. И сознание, что я не одинок в своих ощущениях, что такие же чувства испытывали, вероятно, летчики, ставившие рекорды, стахановцы в Донбассе, ткачихи в Вичуге, гроссмейстер Ботвинник в Англии, радовало меня еще больше.

Я не только сознаю, но и постоянно ощущаю, что успех на конкурсе - не мой личный успех, а успех всей страны.

Это смутно, еще совсем не четко начинают сознавать и на Западе. Артур Рубинштейн говорил после конкурса, что советские пианисты раскрыли, выявили все, что им дано. Многие участники конкурса расспрашивали нас о жизни и условиях работы в Советском Союзе.

Несоизмеримо положение молодых дарований у нас и за рубежом. Несоизмеримы условия, атмосфера, в которых они развиваются.

Когда пианистка Джонстон, получившая вторую премию на конкурсе, вернулась в Лондон, на вокзале ее встретили только семья и близкие знакомые. Традиционный букет из роз от родных, заметка мелким шрифтом в хронике двух - трех газет - вот и весь праздник, вся слава большого, настоящего художника, с честью выдержавшего труднейшее испытание.

После окончания конкурса среди участников начался страшный ажиотаж. Все волновалась за свою карьеру, заботились о том, чтобы подписать договор получше, организовать рекламу, постараться прогреметь если не сред» широкой публики, то хотя бы среди импресарио и т. д. Это вызывалось не личными качествами людей, а условиями работы в капиталистических странах. На меня с Флиером, для которых эта сторона дела не существовала, смотрели с удивлением, не понимая того, что для нас на первом месте стояли вопросы творческие.

Мне пришлось говорить с одним пианистом. Это был очень квалифицированный и талантливый музыкант. Он работал в ресторане. Каждый вечер, в сигарном дыму, под звяканье ножей, звон бокалов, пьяное ржание посетителей, он играл вещи, пошлость и ничтожность которых внушали ему отвращение, играл для людей, равнодушных к искусству. Днем он занимался часами серьезной музыкой. Он с трудом скопил деньги для поездки в Брюссель. К конкурсу его, однако, не допустили. Он должен был возвращаться на родину к поискам работы, к разбитым надеждам. Сколько нужно душевных сил, чтобы не потерять в этих условиях веру в себя, чтобы продолжать работать! Только очень сильный характер или случайная удача могут спасти человека в этой борьбе за существование.

У нас таланты не гибнут. Их отыскивают и выращивают.

Мне 21 год, я начинаю педагогическую работу в Консерватории. На Западе это было бы не мыслимо, а между тем это даст мне очень многое. Помимо творческого удовлетворения, исполнения естественного желания человека, любящего свое дело, передавать свои достижения другим, педагогическая работа очень обогащает и самого художника. Работа со студентами дает новые толчки для мысли, невольно заставляет оглядываться на себя и критиковать самого себя.

Советская страна дала мне все условия для творческой работы. Я целиком, без всякой помехи, могу отдаваться любимому искусству, не делая никаких усилий для завоевания материальных благ. Я непрерывно чувствую заботу и внимание всей страны. И я отдам все свои силы, чтобы оправдать любовное внимание матери-родины.

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.