Должен вам сказать, что в молодости я был очень отважным. Все мои тайные помыслы были сосредоточены на том, что выражается двумя словами: «видеть мир». Мне хотелось видеть мир, и это заставило меня пуститься в плавание на грузовом пароходе, с капитаном которого я случайно познакомился.

Нет нужды передавать историю нашего плавания или же распространяться о нашей жизни на пароходе. Достаточно будет сказать, что посреди Атлантического океана в машинах «Дельфина» произошла поломка, и пароход остановился.

Если вам приходилось когда - либо испытывать что - нибудь подобное во время большого плавания, то вы знаете, что есть что - то зловещее в этом внезапном прекращении работы машин посреди океана. Попасть в полосу штиля и застыть на месте, с парусным судном - тоскливо и скучно, но если застывает на месте пароход, то это кажется настолько странным, что порождает страх. День и ночь машины стучат так, что их стук проникает в мозг костей; и внезапное прекращение этого стука невольно ошеломляет вас. Когда «Дельфин» вдруг остановился, я бросился на палубу с такой поспешностью, как будто мы наскочили на льдину. Вокруг нас было только море, но я нисколько не изумился бы, если бы увидел впереди парохода скалистый остров, льдину, разбитое бурей судно или еще что - нибудь, что могло послужить причиной нашей внезапной остановки.

Машины на «Дельфине» были старые, поломки случались часто, но пароходные механики всегда прекрасно справлялись с починкой. Мне сказали, что через сутки пароход опять двинется дальше, а пока нам предоставлялась неограниченная возможность любоваться достаточно однообразными красотами океана.

Стоял полный штиль: не было ни малейшего ветерка, и яркое солнце светило на безоблачном небе. Пока «Дельфин» находился в движении, температура казалась нам довольно прохладной, теперь же, когда мы застыли на одном месте, жара становилась все более ощутительной. Море было гладко, но эта гладь не означала, что оно было спокойно; наоборот, «Дельфин» сильно качало на мертвой зыби. Поверхность этой зыби была без единой морщины, отполированная и блестящая, как глазурь, но ее холмы и ее долины были гигантски высоки и глубоки, гораздо выше и глубже, чем я представлял себе в то время, когда наши машины еще работали и мы двигались вперед. Теперь же, качаясь беспомощно на воде, мы поднимались вверх, на блестящую вершину огромного водяного вала, и затем летели вниз. И размеренные эти взлеты, и головокружительные спуски гигантских качелей совершались - что особенно было удивительно - при полном отсутствии ветра. Это была в высшей степени не обычная картина. Баснословно огромные водяные валы никогда не разбивались, и даже у бортов парохода не было не малейшего плеска. «Дельфин» просто качался вверх и вниз на волнах, но так плавно, словно он скользил по маслу.

Зрелище это захватило меня. Я стоял у перил, наслаждаясь чудесной качкой, и постепенно сделал открытие, что мы ни на один фут не двигались ни вперед, ни назад, - мы просто поднимались и опускались по вертикальной линии.

Это открытие, на первый взгляд пустяковое, страшно меня заинтересовало. Я достал у повара пустую жестяную коробку, бросил ее в море как можно дальше от парохода и стал следить за ней. Вы может быть скажете, что эту жестянку должно было отнести в сторону таким сильным колебанием волн или же прибить ее к борту парохода, но на самом деле она все время оставалась там, где упала, и спустя час приблизилась к пароходу не больше, чем на десять дюймов.

В моем уме постепенно созревал один план. Я пристально посмотрел вниз на воду. Она имела вид зеленого стекла и в ней можно было видеть на несколько футов глубину. Стоя на корме, я чувствовал уже порядочную жару, и может быть поэтому море за бортом казалось мне невыразимо привлекательным. Вдруг я повернулся к сладко дремавшему капитану и воскликнул:

- Я хочу выкупаться!

- Выкупаться? - удивленно повторил капитан.

- Да. Вот именно. Хочу выкупаться. Капитан лениво пробормотал, что купаться на такой глубине опасно. Как будто в воде в три мили глубиной скорее можно утонуть, чем в воде глубиной в три сажени... Моряки в этом отношении - очень странные люди. Я не хочу сказать, что они не умеют плавать, хотя смело можно утверждать, что средний моряк - плохой пловец. Но они так, ну, как бы это сказать? - они так непредприимчивы. Находясь в сфере постоянных приключений, они совершенно не замечают окружающего и не проявляют склонности ни к приключениям, ни к романтике.

Я был молодым, всю жизнь прожил в городе, и, тем не менее, в одном моем мизинце было больше предприимчивости, чем в целом старом черепе этого капитана, изъездившего весь свет. Я хотел выкупаться и решил выкупаться именно посреди Атлантического океана. Я учился плавать в скромной общественной купальне, а теперь хотел попробовать заняться этим спортом в купальне глубиной в три мили. Эта мысль целиком захватила меня.

- Я хорошо плаваю, - сказал я капитану. - Вы за меня не бойтесь...

- Но, ведь, волны поглотят вас?

- Никаких волн нет. Вы только взгляните на эту жестянку... Поверхность океана напоминает натянутую веревку, которую дергают посредине. Колебания веревки похожи на волны, как будто проходящие от одного конца до другого, но ведь муха, сидящая на веревке, остается на месте; она только скачет вверх и вниз. Уверяю вас, что волны не могут угрожать мне.

Капитан попробовал, было возражать, но жестянка блестяще опровергала все его возражения. И он, в конце концов, разрешил мне спустить веревочную лестницу. Я быстро разделся, спустился по лестнице и очутился в воде.

Взмахнув десяток раз руками, я отплыл на некоторое расстояние, затем остановился и осмотрелся вокруг. Вода была холодноватая, но не до такой степени, чтобы нельзя было в ней держаться. Во всяком случае, я был настолько захвачен своей идеей, что не обращал на холод никакого внимания. Позади меня гигантской скалой возвышался «Дельфин», - я никогда раньше не представлял себе, каким чудовищем кажется с поверхности воды судно в пять тысяч тонн. Я видел собравшуюся у перил кучку матросов, капитан стоял на корме, откуда - то изнутри парохода ко мне доносились звуки молотов - механики исправляли машины, - и я отметил, что эти звуки слышались более явственно, чем когда я был на борту парохода.

Мертвая зыбь казалась мне страшной, когда я был на палубе «Дельфина»; здесь же она была ужасной. Кристаллический холм, у подножия которого я покачивался, казалось, упирался в небеса. Вдруг совершенно незаметно для глаза я с головокружительной быстротой поднимался и смотрел тогда сверху вниз - в глубь блестящей поверхности. Казалось, я все время падал и, тем не менее, никогда не падал до конца: я незаметно спускался с вершины холма в долину, а через мгновение опять поднимался на его вершину и смотрел вниз в огромную бездну или бросал гордый взгляд вниз (вниз!) на палубу «Дельфина».

В этом было что - то невероятное. Никогда еще я не испытывал такого восторга, какой я переживал во время этого купанья посреди Атлантического океана. Я знал, я чувствовал, что впечатление от этого исключительного удовольствия останется у меня на всю жизнь. Я даже смутно мечтал о том, как я буду рассказывать всем, что я купался в океане, на глубине в три мили... Но не стану распространяться о тех тщеславных мыслях, которые зарождались у меня в уме. Скоро я забыл о них. Я поднялся на высшую ступень восторга, очарования, невыразимой радости. Я покачивался в хрустально - прозрачной воде, не утруждая себя движением. Я безвольно отдался этим головокружительным взлетам и падениям, отдался этой мощной прекрасной стихии, чувствуя себя в одно и то же время и бесконечно ничтожным, и бесконечно великим.

Лежа на гребне огромного вала, я испытывал такое чувство, когда вдруг начинал лететь вниз, - что я или разобьюсь на смерть в конце своего полета или буду поглощен ужасной встречной волной. Но я хорошо знал, что ничего подобного случиться не может. Спокойно управлял я руками и ногами; почти презрительно подчинился могучему, ритмическому, ласкающему дыханию океана, поднимающему меня при каждом колебании на высоту башни и затем нежно опускавшему в огромную пропасть.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.