Лозовский долго шарит по дну, ему трудно ориентироваться в новой обстановке.
- Нашел, - сообщает он, наконец. Но сверху никакого ответа.
- Нашел, слышите, эй, вы, птички воздушные. Что вы там оглох...
- Слышим. Не ори! Подожди две минуты. Мы тут кое - что решаем.
Через несколько минут вопрос по телефону:
- Леня, как ты себя чувствуешь? Слушай, Коваль вызывает тебя на соцсоревнование. Принимаешь? Спускаем второй понтон.
- Ну и выдумали... Ясно, принимаю. Пусть только идет скорее.
С того момента, как ребята ушли вниз и два гейзерка бурлили у баркаса, Рудику не сиделось. Он беспрерывно бегал то к манометру, то к телефону. Когда же, отфыркиваясь водой, потонули понтоны, он не выдержал и крикнул:
- Эй, парняги, наряжай и меня! Полезу посмотреть, как они на - дне соревнуются. Еще накуролесят, чего доброго...
Мы одеваем Рудика - подводного арбитра.
Рудику завинчивают иллюминатор, и он уходит под воду.
Народ ушел в кубрик. В чьей - то каюте еще слышен смех и пружинное позванивание гитары. Потом и они умолкают. В поддувшую трубу видно звездное небо. За бортом тихо шуршит вода. Легкие волны поднимают баржу и бережно перекладывают ее с борта на борт.
- Вот вы говорите: Вольнов - герой, он победил смерть. Да, если у человека на 19 - саженной глубине ломается иллюминаторное стекло, в скафандр врывается вода, и человек, будучи не в силах крикнуть, срывает с головы феску, дает ей всплыть и этим сигнализирует бедствие, конечно, такой человек недюжинной воли. Но ведь Вольное не один, Вольновых много в ЭПРОН. А Киндинов, у которого порвался шланг! Он рукой соединил два отрезка и этим спас себя. Ведь он, по - вашему, тоже герой? Когда его вытянули, вены на шее были вздуты как гофрированные шланги. А Гульба, зарывший себя в ил! Да что говорить. Мало ли... Нет, батенька, неверная у вас установка. Это хватание за жизнь, за живот свой, как говорится.
- А Токаревский, а Бацько...
И невысокий русый человек, отрицающий слово «подвиг», снова и снова рассказывает случай изумительного героизма и самоотверженности. Огонь и восторженность, с которыми он говорит об этих поступках, противоречат его же отрицанию.
- Вы знаете, что я считаю действительно героическим? - говорит, наконец, военком одесской партии Осипов. - Это подъем «Меркурия».
Тут герой - коллектив.
... В день подъема «Меркурия» над городом с утра стоял звон разбиваемого стекла. Ветер бил в бубны сорвавшихся вывесок, порол на полосы пароходные флаги, законопачивал дым обратно в трубы.
Люди мчались по улицам, наклоняясь вперед, грудью отираясь о ветер. Ветер имел имя сухое и суровое - норд-ост.
Ветер прогнал пахучую теплынь бабьего лета и проветрил город как сквозняк затхлую квартиру.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.