Этот недолгий период Белый характеризовал впоследствии как «зори» символизма, которые якобы взошли лично для него после сумерек декадентских блужданий и пессимистских настроений. В русле общих стремлений символистов к синтезу видов и родов искусства  молодой поэт создал четыре произведения, не имевшие аналогов. То были, по его определению, «симфонии», где прозаическое повествование строилось по законам музыкальной, симфонической формы. Традиционную развязку сюжета здесь заменило скрещение и чередование «музыкальных тем» рефренами, ритмизацией отдельных фраз. Самым выразительным произведением этого жанра стала «Северная симфония», возникшая, как писал автор, из музыки Эдварда Грига.

Выход драматических «симфоний» сблизил Белого с В.Брюсовым, Д.Мережковским и З.Гиппиус, А.Блоком. По предложению признанного мэтра символизма Валерия Брюсова, он стал готовить сборник стихов для журнала «Скорпион». Супруги-литераторы Дмитрий Мережковский и Зинаида Гиппиус привлекли его к своим петербургским религиозно-философским собраниям и журналу «Новый путь». Наконец, в том же 1903 году, завязалась переписка между Белым и Блоком, положившая начало многолетней дружбе-вражде двух непревзойденных поэтов.

Заочно они были знакомы давно. Белый восхищался поэзией Блока. А тот, в свою очередь, решил вступить в полемику со статьей «О формах искусства», автором которой являлся Белый. По сути, несходство взглядов молодых символистов на цели искусства послужило поводом для первого блоковского письма. А ровно через год у себя в квартире на Арбате Борис Николаевич, наконец, лично  встретился с Блоком и его женой, Любовью Дмитриевной, дочерью Менделеева.

К тому моменту Андрей Белый уже опубликовал первый поэтический сборник «Золото в лазури», где впервые нарушил традиционный силлаботонический строй стиха, смешав двухсложные и трехсложные размеры. При этом строки располагал, согласно интонации, опередив «столбики» и «лесенки» тонических стихотворений Маяковского. А еще – все идеальное, возвышенное, мифическое обозначил световыми (солнце, заря) и  цветовыми (блеск драгоценных камней и тканей) символами.

            Жизнь в безвременье мчится

            пересохшим ключом:

            все земное нам снится утомительным сном.

«Трудно представить себе два существа, более противоположных, чем Боря Бугаев и Блок», - вспоминала Зинаида Гиппиус. «Бедное, «потерянное дитя». Невменяемо. Безответственно». Таким виделся ей Андрей Белый, одухотворенный, мятущийся и вместе с тем, подобно своему отцу, житейски беспомощный, рассеянный, непрактичный. Он обладал аурой, способностью притягивать людей, в особенности женщин, находивших худощавого, артистичного, правда, рано начавшего лысеть молодого поэта-символиста с бездонными магнетическими глазами авантажным. А Вл.Ходасевич писал: «В 1904 году Андрей Белый был еще очень молод, златокудр, голубоглаз и в высшей степени обаятелен. Газетная подворотня гоготала над его стихами и прозой, поражавшими новизной, дерзостью, иногда – проблесками гениальности. Другое дело – как и почему его гений был впоследствии загублен... Им восхищались. В его присутствии всё словно мгновенно менялось, смещалось или озарялось его светом... Кажется, все, даже те, кто ему завидовал, были немножко в него влюблены. Даже Брюсов порой попадал под его обаяние».

Казалось бы, что могло быть общего между ним и вежливо сдержанным до чопорности, «застегнутым на все пуговицы», по петербургски рафинированным Александром Блоком? Общим было подвижническое служение поэзии, осознание своего высокого предназначения, отношение к жизни как к материалу искусства, пристрастие к философии и громадная эрудиция. А еще – культ Прекрасной Дамы, воспетой в ранних стихах Блока, которому поклонялись «младосимволисты». Найти земное воплощение Прекрасной Дамы стало их целью. И вот таким воплощением оказалась для Белого жена друга, Любовь Дмитриевна. Он влюбился в нее незаметно, а она неожиданно ответила ему взаимностью.

«Той весной... я была брошена на произвол всякого, кто стал бы за мной упорно ухаживать, - писала потом Любовь Дмитриевна. - ...Боря же кружил мне голову, как самый опытный Дон Жуан, хотя таким никогда и не был». Противоречивый характер поэта до крайности осложнял их любовные отношения. С женщинами Борис Николаевич всегда придерживался одной и той же тактики: сначала покорял свою избранницу личным обаянием, не допуская при этом, однако, даже намека на чувственность. А затем начинал пылко домогаться предмета своего обожания, всякий раз приходя в бешенство, будучи отвергнутым. Если же женщина соглашалась разделить его страсть, он ощущал себя чуть ли не оскверненным.

До встречи с женой Блока Борис пережил недолгий, бурный роман с поэтессой Ниной Петровской. Для двух поэтов – совсем еще молодого А.Белого и маститого В.Брюсова - эта роковая красавица мечтала стать музой, но стала наваждением. Дочь заштатного чиновника, она окончила зубоврачебные курсы, обладала хорошими манерами, вкусом и живым воображением, толкнувшим ее в литературу. В артистических салонах Москвы ее быстро приметили, и Нина не могла не обратить внимания на белокурого, голубоглазого «ангела» Борю Бугаева, чья духовная энергия била через край и в чьем присутствии все вокруг озарялось.

Спустя несколько недель после их знакомства завсегдатаи салонов обратили внимание, что на груди у Нины красуется большой черный крест из дерева. Такой же носил и Андрей Белый. Очень скоро он совершенно охладел к экзальтированной поэтессе, а она почувствовала себя брошенной и униженной. Поначалу хваталась за других мужчин в надежде отомстить «ангелоподобному», вызвать его ревность. Увы, тщетно. Тогда с револьвером в сумочке явилась в Политехнический на лекцию бывшего возлюбленного, улучила момент, подошла вплотную к трибуне и собиралась уже выстрелить, но, к счастью, револьвер дал осечку.

 «Ты – слаще смерти, ты желанней яда околдовала мой свободный дух!» - напишет Н.Петровской В.Брюсов, сделавший ее прототипом своей неистовой, демонической Ренаты в нашумевшем «готическом» романе «Огненный ангел». Там Брюсов вывел также себя и Белого. Однако развязка мучительно-сладких отношений в этом любовном треугольнике оказалась иной, чем в жизни. Автор решил Ренату убить и убил. А реальные отношения Брюсова и Петровской длились семь лет и тоже ни к чему не привели... Окончила свои дни одинокая, всеми забытая 48-летняя поэтесса, отравившись газом в нищенском квартале Парижа.

К Андрею Белому Любовь Дмитриевну толкнули не только его врожденное обаяние и настойчивость, но и ее сексуальная неудовлетворенность, поскольку муж видел в ней больше возвышенный поэтический идеал, нежели земную полнокровную и темпераментную женщину. Физическая сторона их супружества оставляла желать лучшего.

Одно время они встречались на снятой московской квартире и хотели  вскоре совместно выехать в Италию. Поездка сорвалась. Последовало тяжелое объяснение с Блоком, после которого Любовь Дмитриевна решила порвать с Белым. Этот период жизни был исполнен для поэта непроходившей болью: «Сколько дней, - вспоминал он, - сколько взрывов сердца, готового выпрыгнуть вон, столько же кризисов перетерзанного сознания». Этим дело не ограничилось. В подмосковном блоковском имении Шахматово появился секундант Белого, Эллис, передавший Александру Александровичу вызов на дуэль. Слава богу, она не состоялась. Но конфликт внутри бывшего любовного треугольника не погас. Со временем на него наложились серьезные творческие разногласия.

В следующем году между друзьями-соперниками вновь возникла острая размолвка, причиной которой послужил поэтический сборник А.Блока «Нечаянная радость». На журнальных страницах  Белый откровенно очернил вошедшие в сборник стихотворения и пьесу «Балаганчик». «Подделка под детское и идиотское, - заявлял он. - Блок перестал быть Блоком». Блок ответил с присущим ему достоинством: «Я перестал понимать Тебя. Только поэтому не посвящаю Тебе этой книги». Много лет спустя, уже после смерти Блока, Белый признался, что его тогдашняя критика «Нечаянной радости» была несправедливой. Новую размолвку Белого с Блоком усугубила их полемика вокруг произведений писателей-реалистов. Это опять привело к вызову на дуэль, теперь уже со стороны Блока. Но Белый прислал ему несколько примирительных писем, и конфликт был исчерпан.

Увы, только на время. Блок большую часть года жил в Петербурге, Белый – в Москве. В очередной приезд в Москву Александр Александрович навестил Бориса Николаевича, и между ними состоялся откровенный долгий разговор. Хрупкий мир был восстановлен и вскоре вновь нарушен очередной ссорой из-за вышедшего сборника стихотворений Вл.Соловьева «Цветы и ладан». Поэты разошлись, но «разделаться навек» так и не смогли. Белый снова первым сделал шаг к примирению. Переписка между ними возобновилась. С 1910 года их «зигзагообразные» отношения приняли, по словам А.Белого, характер «ровной, спокойной, но несколько далековатой дружбы». Как и в былые годы, их письма начинались теперь обращениями: «Дорогой, близкий, любимый Саша!» и «Милый, дорогой Боря!»

Стремясь избавиться от неизжитого чувства к Любови Дмитриевне, Белый  осенью 1910-го  года надолго покидает северную столицу и неожиданно обращает внимание на художницу, антропосовку Асю Тургеневу, сотрудничавшую с издательством «Мусагет», которое объединяло символистов религиозно-философской ориентации. «Мало что читавшая и даже невежественная в проблемах культуры, далекая от всякой общественности, она росла в обстановке развала большого имения и впадения в нищету аристократа-помещика А.Н.Тургенева, ее отца... Природная восприимчивость, соединенная с болезненной чуткостью, не могла заменить ей сознанья и знаний... в ней чувствовалась неизбывная боль из-под ангелоподобной улыбки... Вот с этим-то растерянным, болезненным и теперь меня пугающим существом я связал свою жизнь в эпоху разуверенья в себе!» - так описывает свою первую жену А.Белый в мемуарном цикле «Меж двух революций».

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.