Верность

- Когда ты уже отвыкнешь от этого? - нежно ворковала мать. - Как тебе не стыдно: ты ведь такая уже у меня большая!

- Ну что поделаешь, ма, если я так люблю твои руки! Так люблю, чтоб они прикасались ко мне! Я же мамина дочка, мамина!... И от этого никогда не отвыкну, так и знай!

- Хоть будешь и... не одна?

Девушка молча вздохнула.

- Чего ж ты, деточка, молчишь?

Ляля припала пылающей щекой к матери.

- Может, я всегда... буду одна.

- То есть как? - испугалась мать.

Отец всхрапнул у стены. Неровно, как больное сердце, стучали в темноте часы: то отставая, то внезапно торопясь, точно хотели догнать упущенное.

- Ты не сердись, Ляля, но я давно хотела у тебя про это спросить... К нам столько ходят... Ты с кем - нибудь дружишь?

- Со всеми дружу.

- Со всеми? - переспросила мать, и они вдвоём тихо, как заговорщицы, засмеялись, боясь разбудить отца. - Ты не хитри... Я знаю, конечно, что ты дружишь со всеми, даже с этим неприятным Сапигою... Но я имею в виду одного... Не Лёня ли?

- Мама! - обиженно отшатнулась девушка от матери. - Как ты можешь так подумать? Как ты можешь?

Голос Ляли дрожал. Казалось, она готова была заплакать.

- Не сердись на меня! - мать горячо поцеловала её. - И почему это тебя так обидело? Лёня - неплохой парень. А что гол, как сокол, так на это теперь никто не смотрит: такое время. Вернутся наши - снова будет иметь, что имел. Но он совсем неплохой, - повторила мать.

Ляля знала, что и маме и даже высокотребовательной тёте Варе сибиряк очень нравится.

- Я не говорю, что он плохой, - отозвалась Ляля. - Наоборот, он чудесный... Но, пожалуйста, не говори так. Разве ты забыла, что у меня есть Марко?.. Ай, какая ты, право...

Мать покраснела в темноте.

- Да ты сама своего усатого Костю ждала десять лет.

- Я присягала, - прошептала мать.