Из «Азиатской хроники»
Ранним утром двадцатого октября Висковский выехал из Хорога с тем расчетом, чтобы через восемь дней попасть в Мургаб - к месту своего свидания с проводником.
«Что если кашгарец обманет?» - тронувшись в путь, вдруг подумал Висковский и пришел в сильное волнение от этой неожиданной мысли. «Может случиться, что старик, получив половину денег, скроется, и поездка моя в Мургаб совершенно лишнее предприятие. Нет... нет, - успокаивал себя Николай, - если старик намерен мошенничать, он не успокоится и захочет получить вторую половину. Для этого он должен быть в Мургабе, затем пойти со мной и... где - нибудь в глухом месте спихнуть меня в пропасть».
Медленно поднимаясь в гору, Висковский не переставал думать о проводнике и разнообразными способами, изобретая забавные предположения, он старался успокоиться, отогнать гнетущие мысли, однако тревога не унималась.
«Что стоит старику обмануть. Он ведь получил деньги...» Взмахивая камней, Висковский беспрестанно подгонял коня и на скаку пытался забыться. Чем больше он размышлял о будущем, тем мрачнее казались ему перспективы, и он уже издевался над собой. «Довериться выжившему из ума старику... Вернуться ни с чем из Мургаба - лучшая для тебя награда Николай, - бормотал он, размахивая плеткой. - Поделом. Представляю себе, как встретит тебя благоразумный Смирнов...»
В самый разгар горестных размышлений навстречу Висковскому попался знакомый пограничник Ткаченко.
- Куда, - удивился он, - кто в такую пору решается ехать на Восток?.
- Нашелся один, - бойко ответил Висковский, - есть такой.
- Передай ему, - хмуро предупредил Ткаченко, - пока не поздно, пусть возвращается назад. Последние караваны из Оша давно пришли. Известно, что теперь нет пути.
- Он постарается лично проверить...
- Не успеет, - перебил Ткаченко, - на перевалах снежные бураны. Ледники непроходимы... Кто этого не знает?
- Да - а, - стараясь закончить разговор, неохотно ответил Николай, - но того парня никак не уговоришь. Он упорный, дьявол...
- Нет, сумасшедший, - отрезал пограничник и, тронув коня, бросил:
- Счастливый путь. Раз задумал всерьез, руби!
В одно мгновение пограничник скрылся из виду. Висковский остановился в раздумье.
«Все, все, без исключения, отговаривают, - размышлял он, - однако я решился и...»
- Руби, Николай! - вспомнив последние слова Ткаченко, крикнул он и поскакал дальше. Но всю дорогу путешественника теперь не покидало сумрачное беспокойство.
Его ни в коем случае не пугала опасность пути. Было достаточно времени, чтобы все обдумать и решиться. Не то волновало Николая. Он боялся иного, и оно случалось: сначала легкая дрожь пробрала, потом густым тягучим приливом прошел по телу холод.
- Вот оно, - скрипнув зубами, простонал Николай, чувствуя начавшийся приступ тропической малярии. - Повезло.
Последние слова могли быть произнесены без иронии, так как впереди засветились огни, вскоре показался кишлак, и Висковский, едва не падая с коня, добрался до гостеприимной кибитки.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Из воспоминаний о деникинщине