На другой день в полдень красный обоз шел к ссыпному пункту. Он был похож на маленькую гусеницу, медленно ползущую по серой веточке-дороге. На возах под брезентами лежало по мешку.
Попов подходил к возам, отворачивал край брезента и, гладя рукой зерно, едко усмехаясь, спрашивал:
- Не стыдно?
- Мы - как и люди, - отвечали ему и торопились отвести глаза в сторону.
Для городского человека, попавшего в момент хлебозаготовок, деревни казались участками военных боев. В сельсоветах слышались военные термины: враг наступает, сдали позиции, не сдержал огня, сдезертировал, захватил позиции, одержал победу... Каждый сельсовет превратился в боевой штаб. В район регулярно шли сводки. Оттуда шли приказы, категорические приказы «под личную ответственность». И каждый сельсовет стал боевой единицей района. Окрепла связь. Район знал, что делается в деревнях, сельсоветы знали, как идут дела в районе.
Зажиточные, кулачество не хотели сдавать излишков, и от комсомольцев, от партийцев требовалось решительное наступление. В Одоевском сельсовете 21 сентября зажиточным дали твердые задания. До 28 сентября они не сдали ни одного килограмма. Карягину дали задание: вывести 2/3 тонны ржи и 1/5 тонны проса. Он сдал только 1/4 тонны ржи. Кулак Карягин Фотий сдал около тонны ржи. С него требовалось 2,25 тонны ржи и 3/4 тонны овса. Из 28 кулацко-зажиточных хозяйств только четыре сдали хлеб. Остальных приходилось штрафовать, судить. Кулаки села Борец цифру хлебозаготовок приняли, но хлеб не везли. Пришлось оштрафовать 21 хозяйство.
Ранение - обычное явление на фронте. Нападение кулака в деревне - обычное явление. Пропорол бок председателю Муравлинского сельсовета кулак Зеленков за то, что тот нашел яму, в которой было спрятано 3/4 тонны ржи.
Московского бригадника вечером, когда он шел с собрания, зашвыряли камнями.
Ночью в учителя Титова, сидящего у окна, летит камень, брошенный рукой кулака. Камень пролетел на несколько сантиметров выше головы и разбил угол печки. Если бы Титов поднял от книги голову, камень попал бы в цель.
На секретаря комсомольской ячейки Попова кулак С. Коновалов замахнулся ведром. При встрече с ним Коновалов злобно орет:
- Подожди, сволота, утопим мы тебя в пруду!
Зарево осветило ночью село Мордово. Горел дом комсомолки Маруси Рахманиной. Маруся на районной конференции комсомола. В ужасе мечется старуха-мать в горящей избе. Она не может выбежать на улицу. Окна и дверь приперты толстыми кольями. Вокруг дома несколько равнодушных зрителей.
- Так ей и надо...
Они слышат крики о помощи, но никто не тушит пожара. Старуха вырывается, наконец, из избы с опаленными волосами. Колхозники помогли ей вытащить швейную машину и маленький сундучок. Все остальное погибло в огне.
Кто поджег дом комсомолки Маруси Рахманиной?
Все говорят:
- Сосед Малютин.
Старая вражда, старая борьба идет между этими двумя домами. Отец Маруси еще в 1905 г. принимал активное участие в революционном движении. Пролетарскую закалку, классовое воспитание он получил на одном из заводов тогда еще Санкт-Петербурга. Малютин - староста - сажает его в тюрьму. Три года гоняют его «по российским дорогам». Здоровье убито. Он скоро умирает. Маруся продолжает дело отца. Кулаки ненавидят ее. Уже несколько раз ее за активное участие в хлебозаготовках пытались избить, утопить в пруду. Не удавалось. Не удался и пожар...
Но не все такие, как Рахманина, как Попов...
Есть отступающие с позиций, обнажающие фронт борьбы, дезертиры. Комсомолец Коршунов поверил кулаку, пожалел его, когда он расплакался перед ним, - оставил ему 1/3 тонны хлеба. 40 комсомольцев за время хлебозаготовок исключены Сараевским райкомом из союза за защиту кулаков. Секретарь партийной ячейки села Муравлянка подал заявление о выходе из партии.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.