- Я, как член пионеркомиссии и член бюро, с возмущением должен констатировать, что рабочему классу музыка не нужна. Это нужно лишь буржуазии, живущей на чужой счет, для нашей яге республики и для построения социализма важнее в тысячу раз, если он будет примерным работником в своей типографии. Вот, товарищи, мой взгляд. Я тоже настаиваю на принятии строгих мер. Я кончил.
Все эти слова, движения, доказательства, возмущения вновь проплыли перед ним. Он не дотерпел до конца и выскочил из клуба, как угорелый, с дрожащими кулаками. Знал, что за провал работы, ругань и бегство с собрания его ожидало исключение.
Ему при этой мысли сперва было все равно, а потом он изумился, как это он, комсомолец с двадцатого года, мог докатиться до этой истории, но успокоиться не мог, и тяжесть давила плечи и голову гнула к земле.
Гроза, между тем, вспыхивала и вспыхивала каждую минуту и, освещая верхушки дерева, трясла его мелкие зеленые листья. Андро решил, скрепя сердце, вернуться на собрание. Шагая по улице, он уже рисовал картину. Там его ждут ребята, которые пристыдят, обольют его грязью, надсмеются над ним и выбросят...
Вот сейчас этот трепач Карло будет его обвинять в сотый раз. Вот представитель из райкома «будет в десятый раз приводить цитату из Некрасова, а экправ, хлопая рыжими ресницами, будет доказывать, что рабочему классу музыка не нужна, что она есть остаток буржуазного общества.
Андро вины за собой не чувствовал. Ну, разве он виноват в том, что не захотел работать с лихтерами, потому что его тянет в каждую свободную минуту играть? Ведь этот же Карло приходил не раз его слушать, а теперь обвиняет в музыкальном уклоне.
Хлюпала в ботинках вода. Спотыкался от волнения, набрал в левый ботинок дождевой воды.
Когда входил на собрание, все глаза впились в него. Он почувствовал на себе взгляд всего собрания. Ему казалось, что на него глядят, как на преступника, совершившего ужасное злодейство. Если бы можно было убежать из клуба, он с удовольствием бы удрал, но это было невозможно.
Он сел подальше, позади всех, чувствуя, как от него отодвинулись ребята, как от прокаженного.
Колокольчик звонко задребезжал в руке Карло, и начались прения.
Первым начал рубить с плеча представитель райкома (хотел задать тон всему собранию). Он начал возмущаться и убеждать, что он не может понять, как это обвиняемый, пренебрегая общественными интересами, отдался личным интересам - увлекся музыкой. Обвиняемый двигался на скамейке, пот градом лился со Лба. Карло серьезным и похоронным голосом бросал горячие угли - говорил, что Андро подрывал неоднократно работу, чем причинял вред всему коллективу. В ожидании слова экправ прыгал близ стола и орал:
- Дайте мне слово, дайте мне слово! - и подымал вверх руку, обросшую золотыми волосами. Карло дал ему слово, и экправ начал громить, тоже требуя исключения.
Все выступавшие подтвердили мнение бюро. Карло, довольный и потный, звонил колокольчиком и ставил на голосование предложение бюро. За поднялся лес рук. Вдруг сбоку раздался тонкий и картавый голос. Маленький, стриженый паренек встал и попросил слово; ребята, глянув на него, рассмеялись.
- Уж голос у тебя чересчур тоненький и сам ты мал.
Паренек снова потребовал слово, но Карло ему сказал, что голосование началось, прения прекращены, и слово он не даст. Тогда ершистый паренек закричал еще громче, и собрание прыснуло от смеха, и Карло, с разрешения ячейки, сбитый с толку, вынужден был дать слово.
Паренек доказывал, что собрание неправильно исключает Андро, ибо нет вины в том, что Андро увлекся музыкой в ущерб работе с пионерами. Андро робко поднял взор и посмотрел на собрание. Чужие глаза глядели хмуро в лицо. Были и такие, что без злобы, а будто бы и с сочувствием глядели на него. Паренек говорил крепко.
- Я настаиваю и прошу голосовать мое предложение, вынести выговор и взять с него обязательство - лучше относиться к своим обязанностям. Кроме того, его нужно освободить от работы с пионерами. Пускай играет, а кто не умеет играть и не способен на это, пусть поработает с пионерами.
Андро радостно взглянул в лицо паренька и никак не мог вспомнить, где он встречал его раньше. Потом вспомнил: за городом на бугре этот парень приходил слушать его. Разноголосым концертом звучали в ушах Андро крики ребят. Он лишь понял, что когда поставили на голосование мнение бюро, то за него подняло руки меньшинство. Прошло предложение картавого паренька. Карло, возмущенный и бледный, кинул колокольчик, соскочил с председательского места и выбежал в коридор, а собрание избрало нового председателя.
Представитель из райкома рвал и мотал, упрекая собрание в анархизме, в подрыве дисциплины, а ершистый паренек резался с ним и говорил, что воля коллектива такова, поэтому просил не совать носа в чужое просо; к концу собрание галдело, как улей в мае.
Андро, счастливый и возбужденный, вылетел на улицу и глубоко вдыхал весенний воздух. Придя домой, он взял скрипку, и в звуках, наполнивших комнату, танцевали деревья, грязные лужи; запрыгали перец ним и запахли первые весенние цветы, помахивал синими головками.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
От Советской гавани до Хабаровска. Продолжение
Продолжение