Все часовые пошли вместе. По дорожке к Араксу на ходу докуривали, поправляли натянутые поверх шинелей брезентовые плащи. У приграничной стежки разлились по постам. Кустрову желали:

- Не угробь товарища командира...

- На курда не наведи...

- Валите, валите, - сворачивая влево, кивал головой Кустров. Пошел он впереди и, как инженер показывает постороннему завод, па-ходу рассказывал:

- Вот тут контрабанду весной задержали: шевиот, часы, бритвы, дамская мура. Перли прямо на кордон, думали, что мы только по краям охраняем.

- Была драка?

- Нет, смирные попались, без шума дело обошлось. Кирей бодро шагал за товарищем и жадновато рассматривал настоящую границу. Черные кусты и камыш кое-где открывали тихий, по вечернему темносиний Аракс. За кустами и Араксом уходила в темь такая же персидская сторона. Все было как будто обычным, но слух и глаза примечали ту особенную тишину, которая гнездится в местах, где людская встреча пахнет порохом, пулей, штыком и кинжалом. Эта настороженная тишина быстро обхватила Кирея.

- Уж сколько раз я эту тропку вымеривал, - обернулся Кустров. - Бывал и в перепалках, и думаю, что не из боязливых. А жутковато, и так каждый раз. Вдвоем ничего, а одному грустно, невесело.

Стежка с мало слышным шелестом ползла назад.

- Вот тут, - показал рукой Кустров (кисть руки сливалась с темью), - кабанья тропка... Место - для переправы, лучше не выдумаешь... Дойдем до стыка, побудем там, а потом сюда... Нынче в обед начальник говорил - дашнаки за Араксом опять что-то зашевелились.

Пошли молча. Змеилась невидная стежка; под удобными, неслышными сапогами, пошелестывала травка.

Тихо этой ночью на границе.

Мокроватая темь густо законопатила и кусты, и камыши. На ощупь часовыми берется дорожка. Куском рафинада чуть-чуть маячит вверху Арарат. Нудно гукает ночная птица, и не разберешь - близко она или далеко. Сторожке похрюкивает на острове кабан. Нет-нет, и пискнет потревоженная в кусту птичка. Далеким колокольчиком струится Аракс, журчливо омывая корни прибрежных кустов. Сочным всплеском режет звонкую тишь рыба, рассказывая о привольном своем житье. Прохладный ветерок волнует пушистоголовый камыш и толкует шуршун невеселые загадки. Из-за мягких зазубрин горы натужно пробирается месяц. С трудом поднявшись, он веселеет и, играя рябинками, уверенно забирает высоту. Облились воздушной голубизной и сразу пододвинулись горы. Сильнее полилась многозвуковая свиристель кузнечиков. От персидской стороны плывут темно-фиолетовые тучи; они медленно обступают месяц. Клочья туч в серебре. Скоро месяц тонет в тучах.

На границе темно, тихо и немного жутко.

Кустров остановил Кирея.

- Вот и стык, - шепнул он, - видишь, над кустарником деревцо маячит? - Послушали. Тихо. Подошли к кустам, и Кустров вставил в расщелину ветки скатанную трубочкой бумажку.

«Были, - отметил в уме Кирей, - теперь нехай проверяют». Легли под кусты. Долго слушали, потом Кустров шепотом начал расспрашивать о службе в школе. Кирей также тихо рассказывал о себе. В перешептыванье вклинивались шорохи, звуки; тогда молчали, пуская в ход тонкий слух, старались проткнуть темь глазами.

От стыка шли молча. Два раза ложились в прибрежные ямы. Медленно текла ночь. Хотелось курить.

- Давай тут полежим! - тихо предложил Кустров. - Кабанья тропка... Это, по-моему, самое ненадежное место.

Легли у берега, локтями на самую тропку. Молчали. Слушали.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.