- Да, брось канючить.

Он давно уже поднял брошенный револьвер и, прищуриваясь, целился в деревья.

Посмотрела на него Паня, неожиданно сорвалась и побежала через полянку. Громов метнулся за ней.

- Панюшка... Николаева... Паня... Большими прыжками догнал ее на другой стороне полянки и схватил за плечо:

- Ты куда?

- Как куда? Надо же последить. А вдруг да... Он ведь, холера, горячий, натворит делов, не расхлебаешь.

Взял ее под руку и силой, но бережно повел назад.

Она сперва нерешительно постояла и медленно пошла к ребятам.

А Митя также быстро шел по лесу, часто натыкался на деревья, пробираясь через кусты, царапая ветками лицо и руки, и ничего не чувствовал. Голова набухла и отяжелела. Иногда он останавливался и слушал малейший шорох. За каждой елкой, за каждым деревом чудились знакомые ребята и их насмешливый шепоток: «смотрите, ха - ха - ха, самоубийца. А думаете и правда - он так, пофасонить». И, будто оправдываясь, вспоминал Митя, как приставил под правую подмышку дуло револьвера, потом сразу передумал (слыхал, что так не всегда можно в сердце попасть) и приложил дуло к виску, сейчас ощущал его - холодное, круглое, как копейка.

На мгновенье он представил себя убитым. Весь райком и ячейка стоят вокруг и со страхом смотрят на его рану на виске. По щеке вытянулась и засохла струйка крови. Волосы спутались и тоже ссохлись. Кто - то сказал: «как же его, ребята, домой - то везти». Кто - то притащил носилки. Его накрыли ветками, травой, и вся экскурсия расстроилась. Все пошли за носилками и молчали. Его поставили в райкоме, почетный караул целый день, а на утро с оркестром на кладбище. Вся своя ячейка на похороны вышла. Райком впереди, Скажет кто - нибудь на могиле последнее слово, и прощай Митька Кондратов. Ребята разойдутся. В райкоме на его место возьмут нового парня, и покатится жизнь по - старому, будто и не было никогда Кондратова Митьки.

Он почувствовал острый холодок на теле, и чудно показалось: «неужели, правда, сейчас мертвый бы был? Для чего ж я жил - то тогда?». Он остановился. Мелькнула мысль: «бежать к Санько и крепко - крепко пожать ему руку. И пускай ребята хохочут, черт с ними! Конечно, дурак я был». И от этой мысли так весело, легко стало, что Митька даже усмехнулся. Подумал игриво: «А что Нюрка стала бы делать, когда узнала?» При воспоминании о Нюрке он прикусил губы и медленно пошел дальше. Хотел задавить, но уже поджег тяжелые думы, и загорелись они, как сухие дрова. Увидел себя смущенного, жалкого, прислонившегося к дереву, и рядом Нюрку горячую, вспыльчивую. Горели ее глаза перед самым носом. И голос ее, громкий, ядовитый, как кислота, въедался в сердце.

«На кой ты мне сдался, шепелявый черт. Думаешь, что из райкома и рада я, гулять с тобой буду? На вот, выкуси. Таких губастых на каждой тумбочке по десятку. Да еще жениться... Ах, урод. Лучше - то я не найду, что ли? Ты думаешь, гуляла я с тобой? Черта с два, так, от нечего делать».

Только чувствовал Митька, как каждое слово, словно молот, ударяло его по голове, и становился он все меньше и ничтожной. И не дослушал ее, пошел, пошатываясь, раздавленный и оплеванный.

Он вышел к реке. Легкие клочки тумана низко висели над ее извилистым телом. Вынырнуло солнце и запуталось в густых облаках, слабо подкрашивая их в ярко - желтый и розоватый свет.

Далеко по берегу чернел лес. Откуда - то долетала песня. Она то вспыхивала звонкая и близкая, то гасла, блуждая в лесу.

Прислушался Митя и побледнел. Закусил губу, огляделся. Солнце быстро вырывалось из густой сети облаков, и он ясно ощущал на своих плечах его теплое ласковое щекотанье. Из лесу доносилось перебойчатое щебетанье птиц. День обещал быть жарким и чистым: экскурсия прогуляет в лесу до вечера.

Митя - организатор экскурсии, ему нужно быть там. Он встал и долго уныло глядел в сторону леса. Широкая грудь его тяжело подымалась. Лоб морщился. Видел Митя, как опять все разойдутся по парочкам, как его Нюрка будет гулять нынче с Пешкой Макаровым и со смехом станет рассказывать ему про вчерашнее.

Он сердито крякнул, накинул куртку и самым берегом, будто прячась от кого, быстро пошел к железнодорожной станции.

Иногда он останавливался и тоскливо смотрел на лес. Опять охватывала пустота, лезли мрачные думы, хотелось лечь и не двигаться. Он силой заставлял себя идти и тихо обидчиво бормотал.

- Что ж... пускай гуляют... Я... ладно... Я такой... Меня... Ну и шорт с ними... Зато работы много в райкоме. Уйду в работу, как тогда, и...

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• 12
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.