О мечтал о велосипеде. Мечтал тоскливо, упорно и безнадежно. Я не думал иметь свой велосипед, нет. Мне бы только прокатиться, прокатиться один раз по улице спокойно и деловито. Так катался сын хозяина дома, в котором мы жили. У него был собственный велосипед. Ложась спать, я всегда думал о велосипеде. Вот я вытаскиваю его, как козленка, из комнаты, он стоял бы у вешалки в коридоре. Велосипед упирается, цепляясь педалями. Он сухопар, блестящ. Потом мы идем рядом - я и велосипед, я ощущаю его боком. Я ставлю ногу на педаль, и цепь с нежным журчанием обегает передачу. О, передача, звездчатая, узорная, кружевная... Я переношу ногу, седло, похожее на сердце, нежно ухает пружинами. Но вот ощущения езды на велосипеде я никак не мог вообразить, это было невообразимо, ведь я никогда не ездил на велосипеде. Но я ясно различал сверканье спиц, оно было изумительным. Спицы переливались и сверкали, как в солнечный день дождевые струи. От вертящегося колеса исходила легкая свежесть. Снилось мне всегда одно и то же: быстро перебирая ногами, я летал по комнате, вылетал на улицу, поднимался над березами (возле нашего дома росли березы). Но ведь это все не то. Даже во сне я не мог покататься на велосипеде. Я дрыгал ногами, летел, а велосипеда подо мной все - таки не было. Мои приятели по двору так же изнывали в мечтах о велосипеде. Наконец мы решили собрать велосипед вскладчину. Мы бродили по барахолке, глазели, приценивались, но денег у нас не было. На барахолке я купил кожаную треугольную сумочку, где хранится велосипедный инструмент. Эту сумочку я таскал везде с собой и воображал себя велосипедистом. Прошли года, мои сверстники уже давно приобрели по велообязательству прекрасные машины, сделанные на нашем велозаводе. Велосипед ни у кого не вызывает теперь голодного вожделения. Их много, велосипед теперь стоит по велообязательству сто пятьдесят рублей.
«Хочу летать» - сказал Михаил Кольцов, вернувшись после своего замечательного перелета Москва - Анкара, перелета, которым впервые было точно и ясно написано на небе для всего мира: «Осторожней, небесные просторы Советского союза обитаемы».
Хотим летать, говорим мы, молодежь всего Союза, хотим быть крылатым племенем. Мы не хотим больше глазеть на наше деловитое, заселенное самолетами, небо безучастно и завистливо. Хотим летать! Мы продадим свои велосипеды, мы будем работать по две смены, мы купим старые моторы я соорудим самолеты сами.
Спокойней, ребята, спокойней! Зачем столько пылкости, энтузиазма? Хотите летать, пожалуйста. Вступайте в члены аэроклуба, гоните по рублю, вступительного износа, ваша фамилия, адрес, социальное... - есть. Вот вам инструкторы, школа, вот они, недосягаемые самолеты, заманчивые, сверкающие, выстроились в ангарах, послушные и умные звездоносные птицы.
В четырех километрах ОТ Подольска возле березы с уныло обвислыми ветвями есть цветастая вывеска, а на ней значок Осоавиахима, ниже лаконичная надпись: «Подольский аэроклуб». Рабочее Подольска вскладчину купили самолеты. Четыре самолета. Это послужило основой - они хотели видеть своих сыновей, парящих в небе.
Ребята занимались в аэроклубе без отрыва от производства. В их руках было больше трепетного уважения к стареньким деталям уже давно пущенных в расход старомодных моторов, чем у самого заядлого археолога, счищающего прах с драгоценной реликвии.
Авиомастерская аэроклуба бедна и убога. Изрезанный, похожий на издохшую щуку подпилок и молоток, от которого с негодованием отказался бы холодный сапожник. Ребята притаскивали инструмент с собой, покупая, его на рынке.
Клуб не имел почти совсем запасных авиачастей. Испортился цилиндр мотора. Срываются учебные полеты. Курсанты тоскливо бродят вокруг самолета. Достать цилиндр негде. Что делать, где выход? Вспомнили. В Москве, в Политехнической музее, под холодным глянцем витрины лежит такой же цилиндр. А что если попробовать? Подчистили испортившийся цилиндр и с ним - в Москву, в Политехнический музей, к заведующему. Так и так, обменяйте, пожалуйста, вам ведь все равно, какому цилиндру стоять, а нам - зарез. Уломали заведующего. Цилиндр получили и ликующие отправились домой. Заведующий, прощаясь, просил его тоже принять в члены клуба.
Клубу нужны были деньги. Клуб послал обращение подольским заводам.
Знаете, есть канцелярии - чистенькие, опрятные. На столах чернильные мраморные приборы, могучие, как кладбищенские монументы. На стене плакаты: «Здесь рукопожатия отменяются», «Кончил дело и уходи».
Такая канцелярия на призыв аэроклуба ответила:
«Подольский крекинг - завод.
Начальнику Подольского аэроклуба.
Получив ваше письмо с просьбой о вступлений юридическим членом аэроклуба, сообщаем, что в данное время завод своим планом это не предусмотрел, а запросил дополнительно ВОМТ. По получении согласия последним деньги будут переведены немедленно.
Врид. помдиректора по лдм. хоз. части Коновалов.
Секретарь Украинцев».
«Подольский крекинг - завод.
Начальнику Подольского аэроклуба.
В дополнение к н/отношению от 9 с/м за № Кц/407 сообщаем, что вследствие отказа ВОМГ от дополнительных ассигнований на уплату вступительных и членских взносов наш завод лишен возможности состоять юридическим членом «луба. Врид. помдиректора по адм. хоз. части Коновалов Секретарь Украинцев».
Вступление в члены аэроклуба у этих чиновников не. предусмотрено планом. Но пролетарии Подольска оказались предусмотрительней. Рабочие Подольска собрали 150.000 рублей на свою летную школу.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.