По неписанным законам латвийского крестьянства хозяйство отходит старшему из сыновей.

Отец Муйжника был младшим.

Сын батрачки и каменщика - Муйжник родился в Варшаве в 1906 году. Вскоре отца взяли в армию. Сквозь туман детских лет Муйжгаик помнит колючее прикосновение отцовской щеки и набухшие слезами глаза матери. Больше он его не видал, - в начале войны отца убили. Его жизнь оценили в 8 рублей месячной пенсии. На каждого из оставшихся ребят это выходило 1 р. 14 к. Уехали на родину - в Латвию. Там батрачила мать, батрачила старшая сестренка. Муйжнику было 6 лет. Он пас овец.

Приближался фронт... На дорогах скрипели телеги беженцев... Однажды сестра раскрыла карту. Мать была неграмотна. Глотая комок слез, застрявший в горле, худая высокая женщина, негнущаяся под ударами судьбы, - она долго вглядывалась в непонятную ей карту, где сплетались реки и кружочками стояли города. Сестра назвала Вязьму. Мать согласилась. Вязьма - так Вязьма! Здесь матери удалось устроиться на железную дорогу. Сестра поступила на гранатный завод.

Вечерами тоненький, веснушчатый мальчик выходил на станцию с корзиной семечек. Над путями взлетала луна. Громыхая и лязгая, проносились эшелоны. Иногда они останавливались. Тогда распахивались двери теплушек, и серые шинели наводняли станцию.

В такие вечера корзина быстро пустела, и мальчик бродил по путям, вызывая окрики унтеров. Потом, как обычно, слышался свисток, и паровоз срывался в надвинувшуюся темень, унося с собой вздохи гармоник, запах сапог, безмолвные дула орудий и печальные, укоризненные взгляды лошадей. Война продолжалась...

Октябрь прошел почти незаметно. Где - то далеко тявкали пулеметы... и необычно пуста была рыночная площадь.

Через год сестра вступила в комсомол. Помнится, как мать избила ее однажды. Сестра лежала спокойно, покамест мать хлестала ее обрывком веревки. Потом она встала, посмотрела на задохнувшуюся в гневе мать, покачала головой и ушла на собрание. Мать плакала. В сумерках она казалась совсем старой. В комнате было полутемно и тихо. Где - то гудели паровозы... Муйжник лежал, уткнувшись в подушку. Жалость к матери боролась с обидой за сестру. Потом он уснул.

Уже будучи в детдоме, он попал на один из комсомольских субботников... Похрустывал под ногами снег. Дым паровозов стремительно шел кверху. Разгружали вагоны... Иногда вспыхивала песня, но угасала, потушенная морозом. Работали упорно, сосредоточенно, дружно. Где - то наверху, в морозном тумане, плавало солнце. Здесь Муйжник впервые почувствовал комсомол как нечто конкретное. Ощущение коллектива, полученное им на субботнике, надолго врезалось в память.

Многим обязаны ребята из детдома т. Боенскому, работнику вяземской ЧК, портному по профессии. Было ли это его нагрузкой или приходил он по собственному почину, но только промерзшие стены детдома часто видели его сутулую фигуру, неторопливо поднимающуюся по лестнице.

- Боевский пришел, - облетало детдом, и группа ребят собиралась в одной из спален.

Обычно в спальнях было холодно. Вместе со словами изо рта Боенского вырывался пар. Потирая замерзшую лысину (шапку он почему - то обязательно снимал), он говорил о Ленине, о войне 14 - го года, о революции. В маленькой комнате детдома рождались картины будущего бесклассового общества. Старый большевик, чекист и портной, он увлекал ребят мечтой, которую пронес через всю свою трудную жизнь.

В то время плохо работала электростанция. Иногда свет потухал. Продолжая говорить, расхаживал в темноте Боевский. Ребята сидели, не шелохнувшись.

В комсомол Муйжника сначала не принимали - был слишком молод. День, когда в укоме сказали, что он принят, был большим днем его жизни. Было это в 20 - м году, когда голодало Поволжье и плакаты призывали бороться с вошью. В 21 - м году в день Парижской коммуны открыли профшколу. Сюда перешел из детдома Муйжник. Вскоре он с двумя товарищами - комсомольцами отправился в Москву. Москва поразила многолюдьем, громыханьем трамваев, витринами магазинов. Оживали адвокаты и зубные врачи, хлопали двери ресторанов, упитанные «дяди» требовали извозчиков... Был нэп.

Сестра уже училась в Москве на рабфаке. Некоторое время пробыл у нее. Она жила на Остоженке в одном из особняков, закрытых деревьями сада.

Трое высоких, грубоватых парней тревожили покой особняка... Похлопывали чванных львов у подъезда... Усмехаясь, глядели в старинное трюмо в передней... Их провожали шипящая любезность и скорбное пожатие плеч уплотненных обитателей особняка.

Крепко запомнился ЦИТ. В 27 - м году, работая на временных работах, он прошел 6 - месячные курсы ЦИТ для слесарей.

Здесь он впервые задумался над трудовыми навыками, полученными до сих пор.

Экономия времени, движения, энергии; внимание рабочему месту, высокая культура труда - все это дал ЦИТ. Пришедшее с Запада слово «рационализация» раскрывалось здесь рядом простых вещей.

Двадцати одного года от роду он увлекся рационализацией, так же, как увлекся бегом и прыжками в воду. Он читал брошюре об организации труда в капиталистических странах. Пытался одолеть какую - то толстую книгу о гигиене умственного труда.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.