Мамин-Сибиряк стал серьёзным: - Да, этот рассказ я сам очень люблю. Люблю потому, что нелегко дался он мне. Ну, что ж, прекрасно, разжалованный молодой человек! Плюньте на тех, кто вас выгнал. Читайте больше книг и живите своей жизнью. Я тоже один из разжалованных: в своё время меня взяли из духовного училища. Я не мог вынести мучений, которые создали нам « нравственные» и « чуткие» учителя и начальство этой изумительной духовной тюрьмы, и попросил, чтобы меня взяли домой. Отец, несмотря на то что имел большую семью и ему трудно было жить, взял меня оттуда.
Когда началась деловая беседа, Мамин-Сибиряк с похвалой отозвался о добросовестной, грамотной работе наборщиков нашей типографии. Метранпаж слышал это и передал наборщикам в цех. Похвала Мамина-Сибиряка была всем так приятна, что, когда Дмитрий Наркисович выходил из конторы типографии, наборщики высыпали из наборной и устроили ему тёплые проводы, что очень поразило и взволновало его.
- У вас здесь вольный дух, Дмитрий Афанасьевич, - сказал Мамин-Сибиряк, - ни в одной типографии не позволили бы бросить реалы и выходить навстречу автору. Я очень доволен тем, что вы взялись за издание моих произведений. В редакциях журналов какая-то торговля стоит. Напишешь рассказ и бродишь из редакции в редакцию, упрашивая взять его в журнал. Это - мучение. А писателю необходимо видеть свои сочинения в печати, всё равно что человеку посмотреть иногда на себя в зеркало...
Все дела были решены, и отец пригласил Мамина-Сибиряка и Пономарёва подняться на второй этаж. За завтраком Дмитрий Наркисович был очень оживлён, остроумен, много шутил, рассказывал различные случаи из своих уральских знакомств и путешествий. Я зачарованно слушал его рассказы и смотрел на него влюблёнными глазами.
За разговором мы не заметили, как летело время. Дмитрий Наркисович вдруг заторопился, ласково и благодарно простившись с моими родителями и всеми нами, ушёл.
Наконец, наступил торжественный день, когда первый том « Уральских рассказов» был весь отпечатан, сброшюрован и покрыт обложкой. Отец тщательно осмотрел десять экземпляров, которые должен был немедленно послать в цензурный комитет, и сказал:
- Ну, теперь надо применить хитрость. Я сам повезу книги цензорам, а то как бы нам не испортили всю музыку.
С лихорадочным нетерпением ожидал я возвращения отца. Метранпаж типографии тоже сильно волновался. Он не раз забегал в контору и справлялся, не звонил ли Дмитрий Афанасьевич по телефону, не известна ли участь книжки Мамина-Сибиряка.
И вот к подъезду подкатил извозчик, отец открыл полость санок и соскочил на тротуар. Он радостно улыбался. Я сразу понял, что книжка пропущена.
Весть о выходе из цензуры книги Мамина-Сибиряка быстро разнеслась по типографии и вызвала буквально ликование. Пятьдесят книг были тотчас же раскуплены наборщиками и другими рабочими типографии. Это были первые экземпляры «Уральских рассказов», пошедшие к читателю и притом непосредственно в рабочую массу.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.