– У меня было два воспитателя, – рассказывает Костя Званцев, – комсомол и Арктика. Мы любим Арктику не только за ее красоту, но и за те трудности, которыми полна работа полярника. Я не могу жить без Арктики. Для меня нет работы почетнее и желаннее чем работа в диких и суровых ее условиях. Тот, кто хоть однажды побывал в Арктике, поймет меня. Мы привязаны к этой суровой стране на всю жизнь чувством сыновней привязанности. Каждая победа, которую удается одержать над грозной ее стихией, вливает в нас бодрость и энергию...
Весь 1935 год на мысе Стерлигова, в «Русской гавани», на острове Вайгач, на мысе Шмидта и на других полярных станциях зимовали и сейчас (зимуют свыше семисот комсомольцев.
Вот отрывки из записей зимовщиков-комсомольцев с островов «Комсомольской правды»:
«Стаявший под ласковым пригревом незаходящего солнца снеговой покров превратил почву в сплошные заболели. Даже здесь, на 78-й параллели, по-весеннему закипела жизнь.
Шумлив, многоголос «птичий базар». Беспокойные кайры тучей носятся над обрывом. Вот стая расположилась на льду, оживленно обсуждая какой-то, повидимому, чрезвычайно важный вопрос. Трупы птиц, погибших в битве с соперниками, кляксами чернеют на льду, под обрывом.
Оголенный от снега лед лежит перед нами, голубой, в серебристо-матовых зеркалах пресных лужиц и мелких озер. Далеко за сотню километров уходит он к берегам неизведанного Таймыра.
Кое-где над майнами чутко опят нерпы. Время от времени они вскидывают острые морды, чтобы, оглянувшись по сторонам, снова уснуть.
... После плотного ужина чинно рассаживаемся мы с книжками и тетрадями за парты. Изучаем историю партии, навигацию, машиноведение. Упорство и желание использовать зимовку на пользу (Государству и себе заставляют напрягать ум. Постепенно мы овладеваем знаниями...»
Примерно так живет каждая зимовка. Учась, работая, отдыхая, комсомольцы следят за событиями на Большой земле. Они делают все, чтобы не отстать, чтобы идти нога в ногу со всем ленинским комсомолом.
Комсомольцы-полярники занимаются спортом. Они показывают образцы тренировки и бесстрашия. Далеко на севере, у мыса Шмидта, комсомолец Остроушенко, машинист ледокола «Красин», совершил первый в истории Арктики прыжок с парашютом.
«Готовиться к прыжку, – рассказывает он, – я начал после зачисления меня ЦК комсомола на «Красин».
Я ударник, учусь в нашем красиноком техникуме и одновременно работаю в парашютном кружке. Мечтой моей было прыгнуть в Арктике. Сегодня эта мечта сбылась.
Было труднее, чем я думал. Арктика - своеобразная «фабрика погоды»: солнце быстро закрывается туманом, дождь мешается со снегом, скорость ветра изменчива. На высоте 800 метров уже сильный холод, и главное, не знаешь, куда приземлиться. Вода полярного моря не слишком приятна. Торосистый лед еще опаснее. Остается берег, покрытый непроходимыми болотами, высокими кочками и острыми камнями.
Это должен был быть первый в Арктике парашютный прыжок. Тяжелые условия вызывали сомнение в успехе. Однако я принял твердое решение, и командование «Красина» его одобрило.
Мы с комсоргом Мещериным отправились на катере на авиационную базу. Она находилась в 6 километрах от ледокола. Летчики колебались: их пугали трудности приземления около «Красина». Но Виктор Мещерин, знавший мою тщательную подготовку, уговорил их выпустить меня над ледоколом.
Я поднялся с летчиком Масленниковым. Мы осмотрели местность и, сделав три приветственных круга над «Красиным», стали набирать высоту.
Набрав высоту в 800 метров и определив направление ветра, мы отошли от берега на расстояние километра.
Я прыгнул.
Парашют раскрылся. Меня начало относить. Когда я снизился до 200 метров, ветер над морем изменился и меня потащило к берегу.
Я приземлился через 2 минуты 34 секунды в болотистой тундре...»
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.