Фельдмаршал

В стремительном марше Румянцев шёл к Дунаю. Румянцев был в зените славы. Герой Куннерсдорфа, где русский солдат вдребезги разгромил заносчивых пруссаков и навсегда затмил военную звезду Фридриха II, он ждал новых битв в русско-турецкой войне.

Запыленные войска двигались по большой дороге, ведущей из Репи в Измаил, и приближались к озеру Кагул. У этих берегов верховный визирь Порты Халиль-паша ждал русские отряды. С визирем стояло 160 тысяч отборных воинов, и он знал, что у Румянцева осталось лишь 17 тысяч человек. Халиль-паша не думал о возможности разгрома: самоуверенно он ждал грядущей гибели Румянцева.

Чуть начался рассвет первого дня августа 1770 года, войска сошлись на бepery Кагула. В бой двинулась густая масса турецкой конницы. Атака началась по всей линии, и лишь жестокая картечь русской артиллерии заставила турецких всадников свернуть на правый фланг. Тогда верховный визирь ввёл в бой гордость Порты - 10 тысяч янычар. Едва Астраханский полк успел дать первый залп, как янычары смяли малочисленные войска и зашли им в тыл.

Румянцев вовремя заметил налёт янычар. Он сам поскакал к дрогнувшим пехотинцам. «Ребята, стой!» - громко закричал бойцам прославленный полководец. Спокойный возглас остановил солдат. Построившись вокруг любимого военачальника, пехота с ним вместе пошла на штыки. Стремительная штыковая атака решила бой. Хвалёные янычары обратились в бегство. Напрасно Халиль-паша пытался остановить бегущих. В ответ ему кричали: «Нет сил сбить русских, они поражают нас штыками, как молнией!...»

Весь неприятельский лагерь достался победителю: 140 пушек на лафетах, множество палаток, верблюдов и рогатого скота, фуры с припасами и денежная казна. Повсюду валялись знамёна, бунчуки, горы неприятельских трупов. В донесении о победе стояла знаменитая фраза Румянцева: «Русский солдат не считает врага, а ищет, где он!»

Битва при Нагуле решила успех всей кампании и доставила бессмертную славу русскому оружию. Разгром стопятидесятитысячного войска семнадцатитысячным отрядом поразил мир. Современники сравнивали Кагул с Полтавой. Румянцев получил звание фельдмаршала.

Встреча с Левитаном

Мне привелось прожить лето под одним кровом с И. И. Левитаном, 45-летие со дня смерти которого исполнилось 4 августа. Я была тогда совсем юной. Знакомая художница, Софья Петровна К., сняла на лето дом в старом вменив на замечательно красивом озере и пригласила меня с молоденькой подругой Наташей: она любила окружать себя молодежью. С вами жил и И. И. Левитан - её близкий друг, с которым они вместе ходили писать этюды или ездила верхом. Мы знали, что он знаменитый художник, и сперва дичились erо, но скоро привыкла: у него были такие ласковые глаза, что его не боялись ни дети, ни птицы, кажется!

Иногда Левитан звал вас посмотреть законченную картину. Он писал озеро, или соседний монастырь, или проезжую дорогу. «Хорошо, девочки?» - спрашивал он, отодвигаясь от картины и смотря на неё, будто видел её в первый раз. «Хорошо, только грустно!» - отвечала я. Почему - то, когда я смотрела па его картины, мне всегда становилось грустно. Проезжая дорога вызывала воспоминание о тех усталых ногах, которые шли по ней за подаянием. А монастырь - мысль о людях, уходивших туда потому, что горе выгнало их из жизни...

«Отчего вы всегда пишете так - грустно?» - спросила я как - то Левитана. Он задумался в ответил ее то что мае, а самому себе: «Русская природа, как бы она ни была красива, может чаще всего возбуждать грусть в душе». Потом, помолчав, прибавил: «Мне иногда хотелось бы писать что - то другое, Вот Грецию, что ли... жгучее солнце, лужайки такие, чтобы можно было поверить, что на них обнажённые нимфы пляшут от радости жизни... Но здесь, - он посмотрел вокруг, - не могу».

А мы в то время именно испытывали радость жизни. Всего счастливее мы бывали на вашем островке. Озеро было голубое утром, золотое в полдень, розовое на закате и серебряное при луне. На нём был островок, заросший деревьями, кустарником и папоротником. Посреди была прогалина, усыпанная земляникой. Левитан часто отвозил нас туда на лодке после раннего обеда. Сам он уезжал удить рыбу. Уезжая, никогда ее забывал поддразнить: «Вот я за вами не приеду больше и сидите тут всю ночь!» Мы купались, лежали на песке, читали, решали «мировые» вопросы... Но к шести часам мы уже слышали, как издалека плещут вёсла и раздавался весёлый голос Левитана: «Го - го! Домой! К ужину раки и малина!» И мы с Наташей забывали: я - свои стихи, она - книжку, и несмотря на невероятное количество съеденной земляники, вернувшись домой, отдавали честь ужину.

Я уехала раньше Левитана, но знаю, что для него конец лета не был таким безмятежным, как начало, - из - за личных переживаний. Он писал мне в Москву: «Мои личные передряги, которые я переживаю теперь, отодвинули всё остальное на задний план. Обо всём этом когда - нибудь в Москве переговорим».

В Москве мы продолжали встречаться с Левитаном, он часто приглашал меня в свою мастерскую, показывал написанные на озере этюды. Мне удалось сыграть решительную роль в его примирении с А. П. Чеховым после размолвки, очень тяготившей обоих. Но это история долгая - и о ней как - нибудь в другой раз.

«Милый шутник»

Москва любила Садовских... Семью талантливых актёров Малого театра знал каждый москвич. Сын основателя прославленной «династии», знаменитого Прова Садовского, остроумный и жизнерадостный Михаил Провыч, впервые выступил в Малом театре в коронной роли отца: он сыграл Подхалюзина в пьесе Островского «Свои люди сочтёмся». До этого он два года играл на сцене Артистического кружка!. «Миша Садовский», - тепло и задушевно говорили о нём театральные старожилы.

Молодой Садовский «за ролями ее гонялся, за авторами ее тянулся, от начальства сторонился». Он часто сравнивал себя с блестящим актёром Малого театра А. И. Южиным - Сумбаташвили: «Южин всегда играет именинника и одинаково пожинает лавры триумфатора и в зрительном зале и по ходу пьесы, а вот мне удаются лишь те роли, где меня даже на моих именинах обносят пирогом». Мастер русской бытовой комедии, он любил и отменно играл людей, жизнью обойденных или обиженных, я всячески уклонялся от входившего тогда в моду «салонного» репертуара.

Талантливый актёр, Садовский был также незаурядным живописцем, плодовитым переводчиком и отличным лингвистом, прекрасно владевшим несколькими языками. Его рассказы из жизни артистов и мелкого люда печатались во многих журналах. По рукам ходили и пользовались огромным успехом басни и эпиграммы Садовского.

Случилось однажды так, что актёры Малого театра три месяца не получали жалованья. Молодёжь с трудом сводила концы с концами. А денег всё не было в ее было. Тогда три друга - М. П. Садовский, Н. А. Александров в А. П. Ленский, - «милые шутники», как их называли в театре, - пошла в ближайшую фотографию в снялась там в таком «забавном» виде (см. снимок). Садовский написал длинную эпиграмму.

Эпиграмма наделала немало шума. Дирекция поторопилась выдать труппе деньги.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.