Танну-Тува
ХИУС - это Сибирь свистит, напрягая легкие, эх, до чего люто и пронзительно свистит! Вот весь воздух - ледяная иголка, и пот она втыкается в нас и тычет, и тычет. Вот проткнула и начинает рассверливать. Нету меня больше! Всего меня рассверлило, пустая дырка в одежде... но до чего болит в этой дырке.
В Хиус наши лошадки шли через Енисей, надо было Батени пересечь, Енисей тут углом ломается, надо нам дорогой с одного берега к другому пробираться. Шли мы с берега к берегу, должно быть, верст пятнадцать, а Сибирь свистела тонко и люто, сквозь нас свистела.
И потом только - Саяны... Высокие, красивые. Кедрач. Небо, как накрашенное чистой голубой краской, и солнышко, все время солнце, солнище рыжее жгучее, преизбыточное, из свету нельзя податься, глазам стервейшая мука: ведь снег... Блеск, как от миллиона прожекторов.
Шли мы вверх на версту. Потом вниз на полторы. Потом еще раз вверх на две версты. Потом опять вниз на сколько - то. Потом вверх... Я со счету сбился, не знаю, сколько раз так трепались. В общем - верст триста. И считалось это, что мы едем за край мира. Перевалили самый высокий Буйбинский перевал, через Мирской хребет, - пошла гладкая степь, выутюженная, выстроганная, как стол. «Ну, - говорят ямщики, - скоро рассчитываться нам, привезли тебя.
- А куда вы меня привезли, что это за место?
- Урянхай.
И было так 3 - го апреля 1925 года. От Москвы отъехали пять тысяч верст. Весна началась и полоз шел черной, мокроватой, но не очень мокрой землей. Потому что в горах снегу на шесть аршин, там он полежит еще два - три месяца, а то и больше. А тут, в Урянхае, за всю зиму снегу выпало вершка три...
Вот мы спустились с гор окончательно и - степь, новая страна, новая, иная земля, другой мир, не наш. В головах степи - домишко деревянный, крохотный, молоденький. Навстречу выскакивает из него мальчонок в юбке, сам коричневый, на голове валяная тюбетейка с беличьим хвостом - шишаком. В домике, в пустейшей комнате, на полу сидит старый коричневый человек в шитых узорами сапогах, с накруто закрученными кверху носками, и трубку, длинную, в пол - аршина, курит. Это таможенный чиновник и начальник погранпоста Танку - Тувинской Народной Республики.
От переводчика он узнает содержание наших документов и отдает распоряжение: осмотреть, визировать, пропустить. Мальченок с любопытством выщупывает каждую вещь и, находя спички, просит себе коробочку... Часа через два мы выезжаем в страну, лежащую, как умиротворенное снегом море, между нами и отступающими издалека островами гор. Дорога негнущаяся, летящая пулей, и черная ниточка единственная по головам нескончаемого шествия столбов - так начинается эта закупоренная страна Танну - Тува.
Танну - Тува - это сердце Азии, самая середка, и эта середка замкнута горами высоченными вокруг неразрывным колечком. С севера могучий горный хребет Саяны отгораживает от СССР. С юга еще более могучий хребет Танну - Ола, а за ним - великая центрально - азиатская пустыня Гоби. Монголия. Перескочим - и попадем в Тибет, а за Тибетом - знаменитые горы, величайшие в мире, - Гималаи... И под ними, к морю - спускается горестная Индия.
В недавние времена случилось забавнейшее дело. Старый ворюга, императорский Китай, норовил слизнуть все, что ни близко, что ни далеко, зацепил и Танну - Тува нечаянно... А молодой и сугубо хищный империализм царской России тоже не прочь был сожрать все, что угодно - и тоже напустился на Урянхай. Но оба разбойника, и старый, и молодой, были не только жадные, но и невежественные. И когда стали договариваться о границах, и оба хотели друг друга обжулить, то... Танну - Тува у них выскользнула между пальцами и - исчезла.
Чудо вышло оттого, что китайцы подходили с юга, и был перед ними хребет Танну - Ола. Русские подходили с севера, и был перед ними хребет Саянский. Каждый знал свой хребет, а про другой не подозревал. Каждый из них доказал свои права на Танну - Тува... и каждый остался по свою сторону своего хребта, а тувинцы по середке в щелочке - пропали...
Счастливчики!
Ну, не такие уж и счастливчики. Разве нам не все равно, кто с нас шкуру дерет - чужой или «свой»! У тувинцев есть своя знать, хотя они даже земледелия до сих пор не ведали, а занимались скотоводством и кочевали со своими стадами с места на место. Эти князья обдирали «свой» народ не хуже ничуть, чем стали это делать с тувинцами китайцы, когда, наконец, обучились географии и залезли цепко в горную чашу Танну - Тува.
Когда китайские солдаты с ружьями забили, завоевали «диких оборванцев», вооруженных луком и стрелами, и когда вслед за солдатами пришли чиновники богдыхана, князья китайские, оказалось, что они в тесном «родстве» с тувинской знатью, они спелись за милую душу - и остались по-прежнему тувинские князья господами живота и смерти своих «оборванцев».
«Оронхой» - назвали китайцы побежденную страну - «Оборвания».
Для китайцев и для порабощенных Китаем народов в 1911 г. началось величайшее событие - китайская революция. Китайцы обрубили свои косы - знак рабства маньчжурским богдыханам - и свергли самих богдыханов.
Монголы подняли восстание и прогнали китайских мандаринов, посаженных богдыханом.
Тувинцы...
Я расскажу вам, как воевали тувинцы.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.