- Ну, а Лукича - то как же?! - закричал Кузьма Ильич. - Как же это можно? Где у вас глаза были? Он же вас всех по миру пустит! Бандитню пригреваете! Эх, вы!

Сдерживая рыдания, из последних сил Поля проговорила:

- Ну, будто он до народа заботливый. И этот, из райкома, за него словечко замолвил.

- У - у! - замычал Кузьма Ильич и едва не замахнулся на Полю кулаком.

Надел сапоги, схватил фуражку, выбежал во двор. Но идти было некуда, и нельзя было что - нибудь сделать. Он опустился на чурбак в тени дома и просидел до рассвета.

Рано утром Макаров выехал в поле. Он ехал, сидя на раме плуга, прижимая коленкой мочальный кнут, спокойно посвистывая на разномастных лошадей. Лошади были не из лучших, но Кузьму Ильича это не огорчало: он знал, что и сделает не меньше других и лошадей поправит. Да, только с этой уверенностью он и имел право на глазах всего честного народа выйти в поле как простой пахарь. Ночью он подогнал сбрую, выверил отвал плуга, сменил лемех, проверил, вдосталь ли задали конюхи корма его лошадям. Теперь он ехал через большой бугор открыто, смело. Встречаясь с односельчанами, приподнимал на голове свой старенький картуз и говорил первый:

- Доброе здоровье!

В виду озера свернул на черный пар. На седой от мороза траве копыта лошадей и колеса плуга оставляли зеленый след. Выехал в конец указанного бригадиром загона, положил под кусток старый пиджачишко, на котором дорогой сидел, и узелок с харчами, взмахнул над головой кнутом, ласково прикрикнул:

- Э - гей, родимые, уснули!

Лемех вошел в землю, врезая ее и взбивая волной, поручни задрожали в твердых его руках, как весло в руках гребца на быстрине. Вспомнилось что - то хорошее, родное с детства, показалось даже, что все последние годы он занимался чужим делом, что кроме вот этой, вскипающей под плугом земли ему ничего не надо. На висках Кузьмы Ильича выступили капли пота, он утерся локтем.

- Э - гей, соколики! - покрикивал он.

Кони дружней влетали в постромки, вальки постукивали, беззвучной пенящейся волной лилась из - под плуга черная земля, сочная, живая, с комьями, переплетенными корнями трав.

Изредка лемех чиркал по камню. Кузьма Ильич отставал от плуга, выбрасывал камень на дорогу и шагал дальше.

К вечеру у него занемели руки, в особенности болели мускулы больших пальцев: он слишком усердно сжимал поручни плуга. Кроме того болела шея: он отвык ходить с наклоненной головой. Но зато он заснул покойным богатырским сном, какого уже давно не знал.

Макаров не избегал ни бригадных собраний, ни вечерних разговоров с односельчанами на бригадном дворе. А когда Лукич оповестил об открытом заседании правления, с участием всех желающих колхозников, Кузьма Ильич пошел и туда.

Столкнувшись с Макаровым в комнате правления, шофер Ванюшка оттащил его в сторону и спросил:

- А ничего, удобно тебе вообще на заседания приходить? Я вот удрать в город решил, ну их к черту!

- Объясни, в толк не возьму.

- Ну вообще, был ты председателем, как бы потеря авторитета не получилась...

Кузьма Ильич похлопал Лобанова по плечу:

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.