- Товарищ Костромцев? Садитесь. Да, я хочу с вами поговорить.

В летной школе, где я работаю, произошел совершенно нетерпимый случай. Курсант Костромцев, узнав, что он не будет участвовать в праздничном воздушном параде, явился в общежитие нетрезвым, наболтал какой - то ерунды...

- Минуточку! Я вас выслушал, товарищ курсант. Потрудитесь и вы меня выслушать.

Я понимаю вас. Конечно, досадно, что вам не придется пройти над праздничным городом в воздушном строю. Но скажите мне, товарищ Костромцев: кто из ваших товарищей не хотел бы показать свое летное мастерство народу, партии? Но никто из них не докатился до зависти, до нелепой, вздорной болтовни.

Вы, товарищ Костромцев, могли бы быть отличным пилотом. У вас хороший глаз, быстрая ориентировка. Есть и уверенность, смелость. Не хватает только одного: характера, воли. Вот поэтому я и решил потолковать с вами.

Вы жаловались товарищам, что вас обошли, затерли, что у вас руки опускаются. У комиссара вы признавали свою вину, но так, словно обвиняли других. Это было так!

Хотел бы я видеть, как бы вы вели себя, будучи на месте моего друга... м - м... Называть его я не стану... Предположим, что звали его Борис. Только не пытайтесь делать никаких выводов, пока я не кончу своего рассказа.

Он пришел в авиацию двадцать лет назад. В нашем отряде было всего лишь три... три машины и четыре пилота. Самым молодым из них был Борис. Недельки две он сидел без дела. Потом с большим трудом раздобыли для него старенький «Фарман». Борис был рад и «Фарману». Целые дни проводил он около своей машины: чистил, регулировал, летал.

Было это летом. По всему фронту развернулись бои. Одна из наших машин была подбита. Две других перебросили на отдаленный участок.

Помню, как сейчас: рано утром Бориса спешно вызвали в штаб отряда. Командир встретил его в дверях:

- Нами получены сведения, что в этот район... - Командир обвел карандашом круг на карте, висевшей над его столом...что в этот район переброшены шкуровцы. Они пробираются к нам в тыл. Вы знаете, что это за народ... Шкуровцы!... А у нас все Силы брошены на фронт. Город переполнен ранеными... Необходимо установить точно, где находятся шкуровцы.

- Машина есть? - спросил Борис.

- Есть... «Фарман».

Вы, верно, не видели такого «Фармана», товарищ Костромцев. Это аэроплан выпуска 1912 года. Крылья его - деревянные рейки, обтянутые полотном. Кабины для пилота нет. Сиденье - как садовая скамейка - полукруглое, из тонких планочек. Сидишь на нем, держишься одной рукой за ручку управления, другой - за стойку. Ноги на узкой планке. А под ногами бездна. Надо было иметь очень крепкую голову, чтобы в полете смотреть себе под ноги. Да. Садился этот «Фарман» не как - нибудь; на пять колес разом.

Долго следили товарищи Бориса, как уходил в голубое небо его хрупкий «Фарман». Попутный ветерок подхватил легонькую машину. Под ногами Бориса разворачивался огромный сочный луг. Вдалеке, окутанный синей дымкой, виднелся лес. Там, по сведениям штаба, притаились шкуровцы. Они выжидали сумерек, чтобы выползти из лесу и с гиком и свистом обрушиться на город...

Искать противника надо было невооруженным глазом. Это было нелегко. «Фарман» - машина капризная, неустойчивая. Чуть зазевайся - так и кувыркнется...

Пришлось Борису снизиться.

«Фарман» шел вдоль опушки леса. Борис нагибался, стараясь заглянуть под деревья. Они стояли тесно, широко раскинув зеленые ветви...

Борис уже собрался поворачивать машину, когда между ветвей мелькнуло бурое пятнышко... Потом белое...

Только он собрался развернуть машину, как в лицо ему брызнули щепочки. Дубовая стойка, за которую держался Борис, была расщеплена.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.