Порт, в который мы пришли утром на подводной лодке из Севастополя, славился нефтью, флотским борщом, нежной рыбой и яркими, как будто накрашенными цветами. Цветы пахли остро, раздражающе. Их можно было класть в борщ вместо перца.

Конечно, здесь были и женщины. Среди них было много красивых. Но все они были заняты, заняты войной. По вечерам они выходили встречать корабли.

Корабли приходили истерзанные. Они пахли краской обгорелых палуб и войной, о которой здесь знали больше по рассказам.

К их приходу мол до отказа заполнялся женщинами. С пучками лука и чеснока, любимым лакомством севастопольцев, они встречали живых и мертвых мужей. Мертвых на носилках выносили живые. К одним женщины бросались с криками радости, к другим - со слезами отчаяния. У изголовья мертвых они сейчас же замолкали, на груди живых продолжали рыдать. Моряки хрустко жевали лук, приберегая чеснок для дальнего плавания. Они медленно гладили головы своих заплаканных жен и подолгу молчали.

В эту же ночь, быстро погрузившись, корабли снова уходили в Севастополь. Они везли людей и все, что должно было убивать немцев.

Мертвых, покрытых морскими шинелями, уносили домой. Здесь их обмывали и всю ночь смотрели в их закрытые глаза, а на рассвете хоронили.

Да, здесь не было разрывов снарядов, но разве это не была война?

По дороге в этот небольшой порт командир рассказал мне следующую историю о любви.

«Все это, - сказал капитан, - случилось на обратном пути в Севастополь. Между прочим, я точно заметил, что самые занятные и странные истории происходят со мной только на обратном пути. Когда же я иду туда, т.е. вперед, на самое опасное дело, со мной - черт возьми! - ничего не случается. Поэтому я совершенно не страшусь смерти, так как достоверно знаю, что по дороге на тот свет со мной обязательно приключатся самые занимательные истории... Так вот о любви, - продолжал капитан.

Все это случилось два месяца тому назад, когда я еще был штурманом. Лодкой тогда командовал мой лучший друг. У берегов Варны и Констанцы мы сделали свое хорошее военное дело и, начав погружаться, решили взять курс прямо на Севастополь. Когда мы уже погрузились, оставив на поверхности перископ, произошла чертовщина, наподобие гоголевского Вийя. Представьте себе, что вдруг среди белого дня пропадает горизонт. Да, да, пропадает горизонт! Но этого мало. Наступает адская черная ночь. Затем, через какую-нибудь секунду, горизонт появляется и снова наступает день. И так в течение нескольких секунд день и ночь в этой проклятой стеклянной луковице меняются пять - шесть раз. Прошу учесть при этом: погода стоит идеальная - ни бури, ни тумана. Мы предположили, что глазок перископа залепила какая-нибудь то отлипавшая, то прилипавшая к стеклу тряпка, и чуть погрузились, желая потоком воды смыть ее. Но каково же было наше удивление, когда проклятый перископ снова воспроизвел внезапно пропадавший и появляющийся горизонт. Скажу по правде, от всего этого мы просто обалдели.

Но тут наблюдающий перископ краснофлотец крикнул:

- Тише!... Он говорит!»

- Кто? С кем вы там разговариваете?..

- Человек за бортом просит всплытия!

Когда лодка всплыла, мы действительно обнаружили державшегося за трубку перископа краснофлотца, который в момент срочного погружения замешкался на носу. То зажимая, то отпуская пальцем глазок перископа, он как бы световыми сигналами просил о помощи. За сообразительность командир обнял и расцеловал его. За нерасторопность дал пять суток наряда.

- Не правда ли, редкий и, я бы даже сказал, оригинальный случай на море? - спросил меня капитан.

- Да, - ответил я, - очень редкий случай. Но какое все это имеет отношение к вашей истории о любви?

- Самое непосредственное, - ответил очень довольный своим рассказом капитан. - Именно отсюда и начинается вся история.

Забрав краснофлотца, мы снова погрузились в воду, решив, что все приключения, отпущенные нам на обратный путь, кончились.

Часа через два, ближе к вечеру, не желая морить тяжелым воздухом уставшую команду, мы быстро всплыли на поверхность. И вдруг - новое дело! Нас угораздило всплыть в самом центре вражеского каравана. Большие нефтяные транспорты и два парохода медленно плыли по направлению к Днестру. Румынские миноносцы и немецкие катера-охотника, измученные медленным движением судов, вяло эскортировали караван.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.