С большой опаской режиссер Петров предложил мне роль Алексея в «Петре I» и после пробы рискнул оставить мне эту роль. Это была очень трудная работа. В первой серии материал роли настолько лаконичен, что мне приходилось каждую реплику, каждый взгляд, поворот головы очень тщательно продумывать. Мне приходилось изображать злодея его душевным состоянием, а не поступками. А в кино выразить характер бездействующего человека - да еще резко отрицательный характер- задача нелегкая. Во второй серии игрового материала в роли больше, но там другие трудности. Картина слишком масштабна, репетировать ее не удалось. У Алексея есть большая сцена, где он избивает Ефросинью. Снималась она так: в январе я ее избил, в феврале бросился за ней, летом пробежал по лестнице, а в декабре снимали финал этой сцены. Надо сказать, что Алексей в этой сцене совершенно невменяем: приводить себя каждый раз в истерическое состояние для очень короткой съемки было сложно.
Когда я заканчивал работу над Алексеем, мне случайно довелось прочитать сценарий Рахманова «Беспокойная старость» («Депутат Балтики»). Прочтя его, я понял, что этого старика, именно этого и никакого другого, я могу играть, должен играть и буду играть.
На эту роль приглашались актеры, имевшие больше прав по возрасту, по стажу, по опыту, но у меня впервые в жизни проснулось творческое честолюбие. Я влюбился в эту роль, я был уверен, что сыграю ее, как надо, и это заставляло меня вести себя так, как никогда в жизни я себя не вел. Я кричал почти всерьез режиссерам, что если мне не дадут этой роли, я буду требовать ее судом. Режиссеры Зархи и Хейфец, которые еще раньше работали со мной, в конце концов, прислушались к моим требованиям и дали возможность сделать пробу. Сделали три пробы, и я оказался победителем.
Только путем большой работы, настойчивости и горячего, искреннего желания мне удалось вылепить роль, равную которой я сыграю, может быть, еще не скоро.
В роли Полежаева мне пригодились и Звездинцев, которого я играл в ТЮЗ, и Морис Массубр, и образ Гаева-Станиславского. У меня был достаточный багаж, с которым я мог пуститься в сложное путешествие по этой роли.
Весь опыт моей актерской жизни был использован. Все, что годами лежало где-то глубоко в подсознании, неожиданно всплыло.
Я почувствовал характер Полежаева, прочитав сценарий. Но я определил его совершенно точно, только лишь проработав ряд материалов. Мне помогла переписка Тимирязева с Горьким, его работы: «Наука и демократия», «Сельское хозяйство» и др.
Работая над ролью, я очень много наблюдал за стариками. Я вспоминал академика Павлова, которого часто видел. Я следил за стариками в трамвае, на улице, в магазинах. И я заметил: чем старше такой крепкий старик, тем он кажется живее, быстрее в движениях. Это наблюдение- одна из красок образа Полежаева. Я наблюдал, как растут у стариков волосы, как они небрежно закладывают за уши длинные пряди. Я отращивал волосы и имел такой нелепый вид, что в трамваях незнакомые люди советовали мне подстричься.
Актер одержим в работе. Иногда умываешься, шнуруешь ботинки и бормочешь какие-то непонятные слова, и только когда поймаешь себя на этом, проследишь за мыслями, - оказывается, начало идет от какого-нибудь образа, который, может быть, еще и не скоро придется играть.
Над «Депутатом Балтики» я предложил режиссерам работать, как в театре: сначала за столом, потом прорепетировать в студии весь сценарий и только после этого приступать к съемкам. Режиссеры пошли на это и оказались прекрасными педагогами. Так, учась друг у друга и помогая друг другу, мы работали над этим фильмом.
В процессе репетиций я настолько разработал образ, что во время съемок мне не стоило ни малейшего труда брать любой кусочек сценария и играть его. Это было не труднее, чем после антракта выйти на сцену и продолжать роль. Весь процесс работы над этим фильмом был настолько мне дорог, что иногда, стоя перед аппаратом, я испытывал ощущение полного творческого покоя, а в кино добиться этого очень трудно.
Зерно образа Полежаева было для меня настолько ясно, что я мог делать любые этюды: как танцует мазурку профессор, как разговаривает с детьми, ест, пьет, делает гимнастику...
Однажды у нас был перерыв между съемками, и я, в гриме и костюме, решил зайти к своим знакомым. Я прошел несколько кварталов, и никто не обратил на меня внимания. Задевший меня прохожий очень почтительно извинился. Знакомых моих не оказалось дома, но в квартире, где я часто бывал, меня никто не узнал.
Я возвращался обратно в прекрасном настроении. Недалеко от места нашей съемки был протянут канат, примерно на метр от земли, и собралась довольно большая толпа. Тут мне пришло в голову созорничать, и я, почтенный старик-профессор, перемахнул через канат. Тут только публика усомнилась в моем возрасте, и я был разоблачен.
Этот эпизод окончательно вселил в меня уверенность, что я на правильном творческом пути.
В «Депутате Балтики» я снимался четыре месяца. Я по-настоящему жил в квартире Полежаева, построенной в ателье студии Ленфильма.
И было тяжело расставаться с ней, больно смотреть, как ее ломали, когда понадобилось место в ателье для съемок других фильмов.
Я с удовольствием вспоминаю теперь даже те часы, когда я гримировался для Полежаева, а это было ужасно трудное дело. Я потратил на грим двести часов.
Перед каждой съемкой меня гримировали ровно два часа, и я сидел покорно и безропотно, потому что сознавал, что экран не переносит лжи. Грим должен быть очень тонким и тщательным; у меня, к счастью, оказался необычайно талантливый гример.
Больше всего меня радует в актерской профессии момент преображения. Я стал работать на сцене статистом еще в последних классах школы. Выступая первый раз, я был страшно обрадован тем, что мне наклеили бороду и одели боярином, то есть именно тем, что отталкивало и стесняло моих начинающих товарищей.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Воспоминания об Н.А. Островском
К 760-летию поэмы Шота Руставели