- Сады, увядшие без вод, - бормочет Шахир про себя, - земля воды, как бога ждет, над морем облако встает...
- Что с ним, товарищ начальник? - пугается Чепига. - Он бредит, прислушайтесь!
Начальник Южного Берега останавливает его знакам. Он смотрит на тщедушную фигуру в пестром халате, запрокинутое к небу морщинистое лицо, легкую седую бороду, которую треплет ветер, и на память ему приходит прозвище, данное Шахиру одним из его переводчиков: «Гомер пустыни».
- Пойдем, брат, - говорит начальник, беря Чепигу под руку. - Помнишь у Пушкина: «Но лишь божественный глагол до слуха чуткого коснется...» Понял? Эх, Чепига, Чепига! Говорил тебе, побрейся: ну, куда такого небритого в песню!...
Голоса удаляются.
Шахир - Кули остался на дамбе один. Он шарит по ковру и в груде подушек находит дутар.
- И зацвели пески пустынь, - шепчет он, склонив голову к струнам и как бы прислушиваясь к их мерному рокоту, - очнись от дремоты, певец! Глазами землю ты окинь: поля водою залиты...
С каждой новой строфой голос его делается все тверже, увереннее, морщины на лбу разглаживаются.
Песня поднимается со дна его души, расправляет крылья и вот уже летит, подхваченная горячим ветром вдохновенья.
- Достойно славлю я людей, - произносит внятно Шахир, - пославших караван дождей в испепеленный Барамбей, - поля водою залиты...
- Ветрам сказали: вот ваш путь! Оказали туче: смелой будь! И Кара - Кум расправил грудь, - поля водою залиты...
... Так была сложена одна из лучших песен старого певца. Слушая ее, люди улыбались горделиво и подхватывали как припев четвертую строку. Песня затмила славу «Вечного Колеса», обошла весь Туркменистан и стала известна в Афганистане и Индии.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.